Применительно к ряду стран Латинской Америки (и некоторым другим) также можно говорить о существовании там «правозащитной прокуратуры» (в Аргентине этот термин вообще закреплен на законодательном уровне).
Таким образом, для целого ряда стран с точки зрения сравнительного права «прокуратурой» следует считать не какой-то один орган, а совокупность разнопрофильных органов, между которыми существуют отношения независимости, автономии или подчинения (иногда это называют «горизонтальной децентрализацией»).
В некоторых случаях наряду с собирательным понятием «прокуратура» представляется уместным (и более точным) оперировать понятием «органы, выполняющие прокурорские функции».
К таковым могут быть отнесены:
– службы государственного обвинения (уголовного преследования);
– министерства юстиции (если они непосредственно осуществляют государственное обвинение);
– органы юридического представительства государства;
– органы надзора за законностью;
– независимые антикоррупционные органы;
– правозащитные органы (если они наделены специальными властными полномочиями). Вторая «терминологическая» проблема сравнительного исследования связана с тем, что в отечественном сравнительном правоведении сложилась традиция считать, что институт прокуратуры существует только в странах романо-германской и социалистической семей права, а в англо-американской правовой семье, в лучшем случае, – лишь его «аналоги».
Когда-то давно такой подход действительно имел определенные основания, но за последние десятилетия в самой Англии и большинство ее бывших колоний были созданы самостоятельные ведомства, наделенные различными функциями по уголовному преследованию. Как бы необычно (для нас) они ни назывались, но по сути являются прокурорскими органами в их широком сравнительно-правовом понимании. Как, впрочем, и сами атторнейские службы.
Сегодня ученые-компаративисты являются, пожалуй, единственными, кто называет американских прокуроров «атторнеями», хотя в русскоязычных СМИ и литературе давно привычными стали словосочетания «генеральный прокурор США» или «прокурор штата». И это не приводит к каким-то существенным искажениям смысла понятий.
Ведь дело, конечно, не в «аутентичном» иноязычном названии того или иного института. Парламент, может, например, называться Альтингом, Кнессетом или Хуралом, и это никак не влияет на его юридическую природу.
В большинстве европейских языков названия должности прокурора (государственного обвинителя) этимологически происходят слов «поверенный» или «адвокат». Как, впрочем, и само слово «прокурор», происходящее от лат. procurare, что означало «заведовать, управлять по поручению, от имени кого-либо вести дела». При этом непосредственно термин «прокуратура» используется лишь в странах на территории бывшего СССР, а также в небольшом числе соседних государств, испытавших ранее советское влияние (Албании, Болгарии, Монголии, Польше, Словакии). Он не известен даже во франкоязычных странах, хотя соответствующая должность там и называется «прокурор» (procureur). Но ни у кого не вызывает сомнений, что “Ministère Public” это именно прокуратура, а не некое «публичное министерство». Равно как немецкое “Staatsanwaltschaft”, которое буквально означает «государственная адвокатура», но всегда читается и переводится нами как «прокуратура».
Оттого, что в Чехии в 1992 г. прокуратуру (prokuratura) показательно (в рамках борьбы с «советским наследием» и в подражание Соединенным Штатам) заменили на «государственное представительство» (Státní zastupitelství)
