КВИПы разражаются хохотом, а девушка порывисто обнимает лицо ГНОМа, явно стараясь не задеть голубые полосы анализаторов.
Они скрылись за поворотом, а я все стоял, оглушенный увиденным. На балкон, пошатываясь, вышла Ингрит из параллельного класса и повисла на моей руке. А перед моим внутренним взором встала картина скользящих утренних лучей по плечу явно с любовью начищенного ГНОМа. Мягкий свет анализаторов, обращенных на девчонку в странной малиновой шапке с двумя детскими бесячими помпончиками, еще несколько минут назад невольно коснулся и меня. И кожа, запомнившая это, теплела какими-то неясными солнечными воспоминаниями, полными покоя и уюта. Мне хотелось закрыть глаза и нырнут в этот голубоватый свет с головой, так чтобы ощущение от этого электронного взгляда проникло в меня и успокоило то тягучее удушливое чувство где-то за грудиной, в котором я привык жить с раннего детства. И от этого стало так хорошо, что начало мерзко пощипывать глаза. Я словно нырнул в невесомость. Оторвался от людей, что меня окружали, от бесконечных нравоучений отца, который старательно диктовал мне мое будущее, не желая ничего слышать в ответ. Даже музыка, что позволяла мне проорать в этот мир свои обжигающие чувства и мысли, неожиданно показалась мне лишь ненужным шумом, опустошающим изнутри, оставляющим растерзанным и травящимся собственным сигаретным дыханием.
Зависть, обидная как смех в лицо над твоей слабостью, вдруг поднялась во мне шипящей змеей. Почему? Ну вот почему этой непонятно как держащейся на плече ГНОМа на шквальном ветру девчонке достается этот покой и ощущение силы, а мне постоянно приходится срывать голос, вопя в пустоту вокруг и получая в ответ лишь искаженное эхо своих проклятий и просьб? Это нечестно! Несправедливо! Я тоже так хочу!! Стоять на плече короля мира, проделывая с ним весь путь по еще спящему городу, смеяться от порывов ветра, на которые можно лечь животом, и чувствовать, как волосы встают дыбом от страха упасть вниз. А кстати, почему эта беловолосая недомерка не падала?
Этот вопрос несколько отрезвил меня и заставил еще раз зарыться в воспоминания. Она стояла на относительно узком плече ГНОМа, держась только за свою малиновую шапку, и ветер рвал ее белую майку и шорты до середины бедра, надетые поверх черного облепляющего ее тело, как вторая кожа, термокостюма. На ногах у нее не было никаких спецкреплений, только ботинки до колен с пластиковыми защелками, напоминающими детские роликовые коньки. И она довольно бодро переступала ногами, по гладкому блестящему от недавно нанесенного защитного масла железу, поворачиваясь к лицу своего робота. Тогда почему она не падала, если ветер едва не уносил ее глупую детскую шапку с двумя легкомысленными помпончиками.
Следующие три дня я провел в интернете. События вокруг меня сменялись однообразным калейдоскопом. Я краем глаза замечал, что вот я на уроке, вот в школьном кафетерии, поддакиваю Майклу, который взахлеб рассказывает о новой девушке на потоке, у которой просто огромные (далее фигурное изображение руками этого самого огромного), а потом сижу за стремительно остывающим ужином, на который вдруг заглянул отец и высказался по поводу того, что учеба наконец-то заинтересовала меня, если я даже за едой не отрываюсь от планшета. Вот мелькнули платиновые волосы, болтающиеся тонкими прядями почти до поясницы и имя, которое я даже не потрудился расслышать. И так по кругу…
