…Иными словами, жертвой труднопреодолимого соблазна стал, в частности, ваш Бобров, занимавшийся тщательной двухмесячной подготовкой к сегодняшнему эксперименту. И когда я говорил, что сегодня возможно проведение крупномасштабной идеологической диверсии, я хотел подчеркнуть своеобразие ее особенной опасности, заключающейся в том, что она может повлечь за собой серьезные практические последствия. Именно поэтому мы здесь сейчас с вами и беседуем. И могу сказать более, так как скрывать что-либо в предстоящей акции от Вас не намерен. Через пятнадцать-двадцать минут на исходную позицию выдвинется специальная группа захвата, которая ворвется в помещение «Кафедры Неординарной Философии» непосредственно в первые минуты эксперимента и пресечет его дальнейшее проведение, захватив с поличным всех виновных – вот так! Вам все понятно?
– Вы хотите сказать – философская теория Боброва настолько опасна для общества, что его необходимо арестовать?
– Нет никакой философской теории – имеет место попытка грубо изнасиловать общепринятую версию мироздания, вскрыть, так сказать, стройную схему ее логичных постулатов со стороны заднего прохода входящих и выходящих религиозно-философских суеверно-мракобесных доктрин, и увидеть то, чего увидеть нельзя! – до сих пор невозмутимый начальник городского отдела ФСБ Федор Несторович Галка словно бы сделался немного не в себе и резко замолчал.
Его, не произнесший пока ни единого слова, спутник, картинно зааплодировал и восхищенно произнес:
– Браво, Федор Несторович!
А Гуйманн не выдержал и весело рассмеялся.
– Смешного ничего не вижу, товарищи, – веско сказал ничуть не улыбнувшийся Федор Несторович. – Смеяться будем после Нового Года. Если придется, конечно. А сейчас нам ни в коем случае нельзя расслабляться!
– Федор Несторович! – обратился сразу посерьезневший Павел Назарович. – А вы не объясните – откуда вам столь подробно стало известно о характере работы Боброва в последнее время?
– Агентурные данные – один ваш студент, чьим научным руководителем является Бобров, уже три года состоит штатным сотрудником ФСБ. Благодаря бесценной помощи этого молодого человека мы в нашей лаборатории могли воспроизводить в совершенно идентичной манере и в полном объеме всю исследовательскую псевдонаучную программу банды Боброва! И так как в нашей лаборатории работают тоже не идиоты, то мы пришли к выводу аналогичному тому, к которому пришли на «Кафедре Неординарной Философии» и потому, опять же повторюсь, мы сейчас сидим здесь с вами, а не дома с женой и детьми!
– Простите, Федор Несторович – еще можно вопрос?
– Да – конечно!
– В вашей лаборатории тоже выросла… Елка?
– Именно! – и впервые за все время беседы Федор Несторович взглянул в глаза Гуйманну, от чего тому окончательно сделалось не по себе, и он, наконец-то, поверил в серьезность намерений «товарищей из ФСБ».
Как и почему ему стало значительно легче, и он получил возможность нормально дышать и смотреть перед собой, не видя мельтешения темных пятен перед глазами, Богатуров не мог вспомнить. Даже тогда, когда стоял уже на ступенях крыльца сверкавшего неоновыми огнями и гремевшего разудалой музыкой «Зодиака». Он тупо-тупо смотрел сквозь густую пелену снегопада туда, откуда только что прибрел по глубокому снегу – в таинственную зловещую темноту широкого и пустынного Проспекта Ашурбаннипала. Славу что-то жутко беспокоило – какой-то скользкий, мягко говоря, штрих в только что окончившейся прогулке по глубокому нехоженому снегу мимо безмолвных Строек. «Вот!» – воскликнул он мысленно и встрепенулся с такой силой, что с шапки и плеч просыпались небольшие снежные каскады. – «Стройки – проклятые Стройки! Ведь я же по невероятной случайности прошел мимо них – мне
