– Вы наживаетесь на моей беде, сэр, – нахмурился Вильямсон, присаживаясь напротив собеседника.
– Что вы, друг мой. Здесь нет ничего личного. Я всегда писал о ваших делах беспристрастно. Весьма соболезную вашему происшествию.
У Стонбая не нашлось бы и унции соболезнования. Он – делец до костей. Именно по этой причине они когда-то с Вильямсоном и сработались. И Грегор намеревался использовать эту черту Стонбая снова.
– Ваши статьи обычно хлёстки и метки, но в этот раз вы промахнулись, сэр, – перешёл в наступление Вильямсон и не без удовольствия заметил, как ухмылка сползает с лица Стонбая.
– О каком же промахе вы говорите, мистер Вильямсон?
– Вы взяли не то направление.
– А по-моему, очень даже то, – улыбнулся краем рта Стонбай, снова намекая на распроданный тираж.
– Нет, сэр. Я знаю, чего вы на самом деле хотите. И я дам вам это.
Газетный магнат сложил пальцы в замок и заинтересованно наклонился вперёд.
– Звучит интригующе. Кажется, подобное вы говорили и лет двадцать пять назад.
– И я оказался прав! Стонбай, вы можете неделю топтаться по моей репутации, но вряд ли ваш хороший улов продлится дольше. Вашим покупателям всегда нужны неожиданные повороты! Газета для них – всё равно что бульварная книжонка, от которой ждут захватывающего сюжета и развлечения, – Вильямсон кивнул на затёртую книгу на столе. – Я дам вам такой сюжет, и его хватит на целый роман.
Два дельца посмотрели друг другу в глаза и тут же нашли там взаимопонимание. На следующий день на всех крупных улицах кричали новые газетные заголовки: «Таинственный саботаж! Изобретение Вильямсона, которое должно было означать для Гласстона новую эпоху…»
– «…уничтожено неизвестным. Кто же преступник? Полиция в замешательстве», – прочитал вслух Эдельхейт, сидя в парке. Затем усмехнулся и… не став дочитывать, перевернул газетную страницу на биржевые сводки.
Глава 3. Гордость и любовь
– И-и-и р-раз! Взяли, парни!
Несколько мужчин изо всех сил налегли на железную балку, и она подобно рычагу наконец приподняла тяжёлые завалы. Джеймс поспешил укрепить подпорки, чтобы эта громада разномастного хлама ни на кого не рухнула и в особенности на него самого.
– Опускай! – скомандовал он товарищам и тяжело упал на закопчённый пол, потирая потную шею. Работяги последовали его примеру.
– Этот Вильямсон нас совсем не жалеет, – сетовал один. – Нашёл грузчиков!
– Так ты и есть грузчик, Митти!
– Я ящики тягаю, а не металлолом разгребаю!
– Зато почти отрыли кабинет Вильямсона, – хлопнул товарища по плечу Джеймс. – Зря он его перенёс в новый цех.
Работяги не без злорадства загоготали, как вдруг на затылок Джеймса обрушилась свёрнутая в трубку газета.
– Или я оглох и не услышал гудок перерыва, или у нас тут незапланированное безделье! – вскинулся на них инженер Питтерс. – А ну подняли свои задницы и живо откапывать кабинет мистера Вильямсона!
– Тц, подхалим шефа, – пробурчал Джеймс.
– Наверное, тоже на его дочку зарится, – подмигнул Митти.
У Джеймса ломило руки, плечи и спину. Они уже третий день разбирали треклятые развалины нового цеха. Под руку попадались осколки стёкол с прозрачного купола наверху, почерневшие куски труб, запчастей и бесформенных деталей всех размеров. Джеймс понятия не имел, что тут могло быть, но изо всех сил надеялся, что оно не рванёт снова.
Стоило немного расчистить главное помещение, как сюда тут же сбежались инженеры и юристы и под ленивым взглядом констебля оценивали ущерб. Приезжал даже сам Вильямсон. Джеймс впервые видел его так близко. Тот прошёл мимо как хозяин жизни, хмуро посмотрел на бедлам и велел откапывать его новый кабинет в первую очередь.
