– Больше нет, – быстро сказал Чилдерсин. – Ты спасла ее, подписав бумаги. Кстати, это одна из причин, почему я с такой готовностью решил помочь тебе. Ты так рисковала, чтобы защитить едва знакомую девочку, и я подумал, это самое меньшее, чем я могу тебе отплатить.
Неверфелл заулыбалась и ткнула пальцем в кролика, который попытался цапнуть ее зубами.
– О… но этот кролик принадлежит мастеру Грандиблю! Можем мы отправить кролика к нему, а я напишу записку? Просто сообщу, где я и что со мной все в порядке.
– Разумеется, – с улыбкой согласился Максим Чилдерсин. – А теперь мне надо кое-что обсудить с Зуэль, но я оставляю тебя в хороших руках. Мисс Хоулик! – В ответ на его зов в дверях появилась женщина средних лет. – Это юная леди, о которой я говорил. Теперь она будет жить здесь. Ей нужны бумага и карандаш, чтобы написать прежнему опекуну. А потом у меня будет для вас поручение. Последние несколько дней были очень трудными для Неверфелл, поэтому ей понадобятся горячая ванна и новая одежда. Через двадцать пять часов она должна быть готова для самых высших кругов. Высочайших.
От любви к окружающим у Неверфелл кружилась голова. Она откинула назад грязные косички, радостно уставилась в круглое, ничего не выражающее лицо мисс Хоулик и объявила:
– Ваше лицо похоже на большую булочку!
Чилдерсин и мисс Хоулик переглянулись.
– Сделайте что сможете, – уступил Чилдерсин.
Зуэль ужасно гордилась тем, что у нее всегда есть план. Когда случалась катастрофа, она неизменно сохраняла чуть более холодную голову, чем ее сообщники, и быстрее соображала, как обратить ситуацию в свою пользу.
Но сейчас она не могла совладать с собой. Следуя за дядей, она мысленно перебирала свой репертуар улыбок, но отчаяние нарастало. Зуэль не была до конца уверена, насколько зол ее дядя, но точно знала, что не может позволить себе казаться веселой, легкомысленной, беспечной или самодовольной. Слишком поздно быть милой и обаятельной.
На самом деле дядя приходился ей прапрапрадедушкой. Как многие из его круга, Максим Чилдерсин принял необходимые меры, чтобы его тело не старело. Он выглядел молодым и умел расположить к себе людей, но Зуэль знала, что он смотрит на мир глазами старика и замечает каждую мелочь. В семье у Зуэль были враги, однако ее голова всегда была вскинута высоко, увенчанная одобрением и ожиданиями Максима Чилдерсина, словно короной. Но сейчас она опасалась, что ее корона упала.
– Пойдем в мою лабораторию. Там нам не помешают.
Как обычно, комната была слабо освещена, чтобы не потревожить изменчивые Вина. Зуэль аккуратно ступала между столиками, заставленными бутылочками, весами и масками-ловушками, оберегающими от ядовитых испарений. У Зуэль, как и у каждого члена семьи, достигшего соответствующего возраста и обладающего достаточным умением обращаться с Винами, в распоряжении имелась собственная лаборатория. Смешивание Настоящих Вин – опасное дело, ведь все они обладают разными характерами, зачастую противоречивыми.
В углу лаборатории Максима Чилдерсина вздыхала белая бочка Дымственного Вина, разрисованная алхимическими символами. В центре комнаты беспокойно поскрипывал, дозревая, бочонок Аддлемо. Чтобы сдержать сварливый нрав своего детища, винодел солью начертил вокруг него несколько концентрических кругов. Вина еще не были готовы к смешиванию. В Аддлемо недостаточно ясно звучали полутона ванили, а Дымственное Вино пока не побороло страх перед незнакомцами. Но оба, если их потревожить, были способны вырвать из человека душу, как дерево из земли.
