Машина тронулась с места и унесла с собой все веселье и радость сегодняшнего вечера. Уехал и именинник. Оставшиеся у затухающего костра уехали следом через 20 минут.
Буханка оказалась достаточно просторной, чтобы в ней поместились сразу девять человек. Они толкались, жались друг к другу, но смогли вместиться.
Георгий сидел рядом со своими товарищами. Слева спал Москвич, несмотря на ухабистость проселочной дороги, по которой они ехали, а справа полулежал на стенке "буханки" Глеб Васинько. Именно он напросился на поездку в этом милом автомобильчике.
– Ну и зачем? – Гоша непонимающе спрашивал Глеба.
– Что зачем? – Философски натужно ответил тот.
– Зачем тебе понадобилось сюда залезать, дуралей?
Оба уже успели отрезветь за все время событий. Оказывается, Власов умеет быть рассудительным. Его спутник тоже не был дураком. Маска безразличия и ума прилипла к лицу своего владельца настолько плотно, что успела стать частью его характера. Глеб ответил рассудительно:
– Просто так, без всякой мотивации. Час назад я прыгал через костер, а сейчас я в ментовской тачке, что может быть круче.
– Слабая причина конечно, но зная тебя…
Власов задумался. Его вяжут прямо на его дне рождения. Если найти подход к этому с необычной стороны, то не все оказывается так плохо. Никаких формальных поводов для ареста нет, а сам праздник это не сильно-то и портит. Наоборот, арест сегодня, в день рождения, как знак качества классно проведенного дня.
Он вспомнил одного давнего друга, который подобные приключения променял на женитьбу и семью. "Мда, дурак" – Подумал про него Георгий.
– Жора, я только за Пашу боюсь. У него татушки.
Тон, с которым говорил Глеб, был безразличным, оттого и становился более пугающим и застывающим в мозгу.
Но обстоятельства складывались позитивнее. Глеб часто называл Москвича по имени, когда того не было рядом или он спал. Да и не посадят за одни лишь татуировки. В конце концов, Мкад ночевал за решеткой и за более жуткие пригрешения.
Само отделение не баловало просторными помещениями и достойным освещением. Одна лампочка на каждые пять метров пространства. Дежурный с сонной нежностью соскабливал с бумаги карандаш ластиком. Ему и в голову не могло придти, что за 20 минут до конца его дежурства сюда приведут целую толпу людей.
– Сеня, блин, открывай. – Скомандовал лейтенант и ввел всех в небольшое помещение, которое здесь шуточно все называли холлом.
– Ну что там, зайка, в крестики-нолики со с…
– Заткнись!
Последовал удар в живот дубинкой. Москвич, оклемавшийся ото сна, сгорбился от удара и стал тяжело дышать. Ребро дубинки попало прямо в солнечное сплетение.
– Открывай! – Скомандовал жирный лейтенант дежурному, тот повиновался.
Глеба, Гошу и Мкада посадили в отдельную от рыбаков камеру, хоть они и находились по соседству.
– Эй, я ведь в суд подам, скотина. – Угрожающе заныл Москвич.
На него никто не обращал внимания. Возникало такое ощущение, будто полицейские уже давно сумели приучить себя к подобного рода выходкам задержанных. Но что-то все равно должно было случиться. Наконец к решетке изолятора – тесного и замазанного, подошел лейтенант с блокнотиком и забубнил себе под нос:
– Имя, Фамилия, адрес проживания.
Повисло молчание. Лейтенант недобро посмотрел на Мкада и постучал ручкой по трубке решетки.
– Глеб Васиньков, улица Героя Шапошникова, дом 5, квартира 8.
– Как? Васинько?
