Некоторое время спустя он всё же заставил себя успокоиться, решив, что если хотела бы что-нибудь с ним сделать, то давно бы сделала, и продолжая прикидываться полудохлым вновь приоткрыл глаза-щёлочки, наблюдая за хождением голой красавицы туда-сюда.
Кайсай даже не задался естественным вопросом, почему эта дева перед всем честным народом, то есть перед ним разгуливает голая, будто так и надо. Потому что как глубоко озабоченный, рыжий занимался тем, что тайком подглядывал за развратной ведьмой в щёлки собственных глаз, оставаясь, как ему казалось не замеченным для неё.
Подобное постыдное деяние привело к ожидаемым результатам. Вторая часть тела, осознанная после оживших пальцев, стало его мужское достоинство, что в отличие от рук проявило себя сразу и в полную силу. Да и как понял Кайсай по его положению, возлегал он почему-то тоже полностью голый.
Заходя на свой очередной круг странного обхода, ведьма вдруг резко остановилась и пристально уставилась на ту часть предательского тела, что так неожиданно ожила у «полупокойника».
Сначала «меченая» с любопытством рассматривала оживший отросток, даже чуть наклонилась приглядываясь, а потом взяла и пожулькала его своей нежной ручкой, как бы проверяя, а не грезится ли ей. Лишь убедившись, что это всамделишное чудо, перевела взгляд на лицо горевшего от стыда страдальца, и узрев прищуренные щёлки глаз, вполне мило улыбнулась.
– Ни как очухался? – спросила дева журчащим голосом, и отпустив отросток, уже сходивший с ума от её прикосновения, погладила Кайсая по щеке ласково добавив, – красавчик. Погодь, пить подам…
Прошёл всего день, а он уже смог самостоятельно сесть. Правда, встать пока не удавалось. Ноги не слушались. Странно, но при больной спине лечащая его ведьма заставляла рыжего лежать именно на позвоночнике, не позволяя даже переворачиваться, притом лежак оказался жёсткий будто каменный. За это время он себе уже всё отлежал, что возможно. Кайсай к этому времени уже знал где находится. Знал и то, что с ним случилось. И кто есть хозяйка, по-прежнему расхаживающая голышом.
А произошло следующее. После того как он вырубил Шушпана и наклонился над его обмякшим телом, подлый Морша, про которого он в азарте избиения совсем забыл, практически в упор всадил рыжему в спину стрелу, как раз под задравшуюся при наклоне кожаную бронь.
Притом чуть ли не по самый хвостовик вогнал. Кайсаю дико повезло каким-то чудным провидением, что та прошла лишь вскользь по рёбрам вдоль хребта. Кулик, тоже захваченный потасовкой, вовремя не заметил, что Морша уже давно наготове держал лук и целился, вот только рыжий стремительно крутился и он никак не мог поймать момент для выстрела.
А вот после того, как тот ублюдок выстрелил в спину замершего и наклонившегося Кайсая, Кулик впал в неописуемую ярость, себя ни помня от бешенства. Рассказывал он всё это в красках и постоянно размахивая руками, то и дело твердя, что сам от себя подобного не ожидал. Словно в беспамятство впал. Помнил только, что кричал: «Нечестно так!» и вместо того, чтобы меч с пояса выдернуть, выхватил из-за спины плотницкий топор и ткнув коня пятками в два прыжка подскочил к подлецу.
Тот видать от неожиданности и ошалелого перепуга закрыл голову вытянув руки крест-накрест, а Кулик так и рубанул по тому «кресту» топором со всего маха. И лук разрубил и обе руки окультяпил будто ветки дерева.
