– Начнем с тобой делать массаж и зарядку каждый день, через неделю запросишься по двору прогуляться.
– Нет силы, чтобы подняться, – оправдывался отец. – Ноги не слушаются, живот отказывает. Раньше хуч до уборной доходил, а теперь и на ведро – только с помощью матери, да и то… стыдно говорить…
Яков Васильевич замолк, с трудом сдерживая волнение. Перемолол желваками прихлынувшую досаду и продолжил жаловаться, снизив голос:
– Теперь, сынок, не всегда и на ведро получается… Иной раз и не донесу… Матери забот прибавляю. Как с грудным дитем нянькается – подмывает да пеленки меняет. Нету сил моих совсем. Так-то вот старость проявляется – опять в детство впадаем. Да только некому нас обихаживать, мать сама на ладан дышит, а вы далеко разлетелись из родного гнезда. Разве что похороны соберут вместе? Видать, скоро уж в последний путь отправляться.
– Туда все отправимся когда-то, – проговорил Валентин, – но спешить не надо. Не ты ли рассказывал про цыганку, что нагадала тебе жить до девяноста пяти лет и умереть весной? Мам, ты помнишь?
Из-за занавески выглянула Оксана Семёновна, хлопотавшая на кухне:
– Чиво ты спросил, сынок?
– Ты помнишь предсказание цыганки отцу? Сколько она лет жизни ему напророчила?
– Кажись, девяносто пять…
– Вот! Девяносто пять! Я же помню. А ты, батя, говоришь, что скоро собираться в мир иной… Нет, мы еще повоюем с безносой дамой. Мы еще встанем на ноги и выпроводим ее за порог… Сегодня встанем! – уверенно заявил Валентин.
Сын намеренно играл роль оптимиста, чтобы не показывать свою жалость к старческой немощи, не подписываться под уже вынесенным Яковом Васильевичем самому себе приговором. Семейное предание о цыганке было маленькой соломинкой надежды из народной пословицы про утопающего, который и за соломинку хватается. Валентину очень хотелось, чтобы отец ухватился за былое предсказание, часть из которого про войну и плен уже сбылась, и захотел бороться за свою жизнь. Ведь без веры и желания самого человека одолеть болезнь любые лекарства и усилия врачей принесут мало пользы.
Глядя на беспомощного отца, Валентин вспомнил свое дошкольное детство, когда он завидовал взрослой жизни родителей и старших братьев. Ему казалось, что они свободно делают все, что хотят, а он опутан по рукам и ногам всяческими запретами – туда нельзя, сюда нельзя, ничего без разрешения взрослых нельзя… Как он мечтал, ворочаясь в постели, заснуть ребенком, а проснуться взрослым, самостоятельным человеком. Мечтал не торопясь идти под ручку с самой красивой станичной девушкой по Рыбацкой улице в клуб на танцы или в кино, небрежно кивая старикам и старухам, сидящим на лавочках и внимательно разглядывающим парочку влюбленных. Наивные детские мечты, но кого они не посещают? Много лет спустя появилось другое горячее желание – задержать стремительный бег времени, чтобы отодвинуть родительскую старость на более поздний срок. Да время не песочные часы, его не повернешь обратно. Главное, наверное, даже не в желании продлить жизнь родителям, а в том, когда оно появляется, есть ли еще шанс чем-то облегчить старость самых близких людей.
– Мужчины, – подала голос Оксана Семёновна, – завтрак готов. Сыночка, мой руки и садись за стол, а я зараз покормлю отца и сяду тоже.
– Мам, давай вместе батю покормим.
– Дак я уже привычная, а ты с больными стариками не нянькался. Садись, садись. Завтрак – на столе. Зачем же ему остывать? Я кашки отцу сварила на молочке…
