Крепко сжимая ключ в ладони, я посмотрела на фигуру передо мной.
Человек сидел у стола и внимательно наблюдал за мной. В тусклом свете лампы отчетливо виднелись широкие плечи. На затененном лице застыло мрачное выражение. Его поза выражала властность и доминирование.
– Я хочу знать, как ты сюда попала.
Произнесенная низким хриплым голосом фраза звучала скорее как суровое утверждение, а не вопрос – как будто в глубине души он не очень удивился, обнаружив меня в своей квартире.
Я снова бросила взгляд в сторону прихожей, продолжая перебирать в голове возможные способы добраться до входной двери.
– Не трать мое время, отвечай! – сухо и резко сказал он и топнул, отчего мои нервы натянулись еще сильнее.
– Дверь, – прохрипела я, – была открыта.
Ему не понравился бы никакой ответ, но этот, похоже, совсем не пришелся по вкусу. Я заметила, как он сжал пальцы в кулак.
– Допустим. И ты решила, что можно войти?
Я посмотрела на черные ботинки-амфибии передо мной, затем – на его лицо. Темные блестящие глаза, отражавшие свет лампы, сияли в полумраке, как осколки опала.
Достаточно было заглянуть в них, и каждая клеточка моего тела наполнилась осуждением. Презрение, которое я испытывала к нему, я вложила в слова.
– Я позвоню куда следует, – прошипела я.
– Нет, не позвонишь.
– Думаешь, мне не хватит смелости?
– Я думаю, тебе не хватает мозгов, – сказал он твердым как сталь голосом. – Иначе ты не сидела бы тут, скрючившись, с ключом в руке.
Надо постараться скрыть от него свое смятение. Он понимал, что я что-то скрываю, но мне ни в коем случае не следовало показывать ему свою слабость, ведь он воспользуется ею, чтобы раздавить меня. Я крепче сжала единственное оружие, которое у меня было, и прищурилась.
– Я пойду в полицию!
Он наклонил голову и приподнял бровь.
– И что ты им расскажешь?
– Про маленькую девочку.
Он долго смотрел на меня, затем медленно пробормотал:
– Про девочку?
– Да.
Он не дрогнул ни единым мускулом, но его глаза стали холодными, темными и мутными, как грязный лед.
Я была уверена, что опрометчиво сказала что-то очень-очень опасное для себя.
Его болезненная реакция убеждала, что я попала в самую точку: этой маленькой девочки не должно быть здесь. Когда он наклонился ко мне, у меня возникло ощущение, что, если бы я не была дрожащим маленьким существом, сидевшим на полу в его гостиной, меня постигла бы участь Джорди.
– И что, по-твоему, произойдет?
– Ее вернут в семью, – выдала я, обвиняя его этими словами в киднеппинге.
Я боялась его до смерти. Все мое тело кричало от страха, но я не могла выглядеть испуганной овечкой даже в таких обстоятельствах.
Страх делал меня агрессивной, глупой и противоречивой. Мне хотелось быть менее импульсивной, но в напряженных ситуациях мое сердце ускорялось, мозг начинал бушевать, и, вместо того чтобы думать, я всегда нападала, как и в этот момент.
Мне следовало прикинуться жалкой и беззащитной, а я продолжала рассказывать, какие действия предприму против него.
Но это не было самым худшим. Я уловила какое-то движение. Повернувшись, увидела, как маленькая девочка, оставленная Андрасом на кровати, нашла способ выбраться из комнаты и теперь, ни о чем не подозревая, стояла у его стула.
Мое сердце замерло, когда он встал в полный рост. Я смотрела на него, вытаращив глаза, на моем лице, наверное, появилось выражение дикого ужаса.
Андрас склонился над девочкой, а затем… взял ее на руки. Она не заплакала, не закричала. Позволила большим сильным лапам прикоснуться к ней, а когда он поднял ее, обхватила ручками его шею.
