– Неужели вот так все бросить? – Сожалела она. – А может быть, не тронут? Обойдется?
– Нет, не обойдется, – тяжело вздохнул дед.
– А Эммочка? Ей же всего два месяца! Как с ней в дороге?
Все с жалостью посмотрели на малышку. Кроха только что откушала и, чмокая молочными губками, блаженно заснула.
Старший сынишка, семилетний Давид (мой рассказчик), нетерпеливо ерзал на стуле. Он уже съел свое яйцо всмятку, выпил чай с хлебом, и ему очень хотелось сбегать на пруд. Где вечно возилась деревенская детвора: зимой на льду, летом на берегу. А тут «война» – слово какое-то угрожающее и в то же время заманчиво-романтичное. Страхи и опасения взрослых он не разделял. Игра в войнушку с соседскими мальчишками всегда была интересной. Он мечтал воевать с фашистами.
Его младший брат, пятилетний Левка, допивал чай с кусочком колотого сахара. Он с вожделением поглядывал на голубую сахарницу на высокой ножке и обмозговывал, как бы ему еще попросить кусочек (два уже лежало в кармане). И Лёвка только удивлялся, что мама ничего не замечает. Ему очень хотелось угостить свою подружку Ривочку и ее двух братьев из дома через дорогу.
Вообще деревенька была небольшая – всего десять домов, тридцать два человека.
Тут послышался нарастающий гул самолета. Все встрепенулись: неужели немцы? Давид тут же соскочил со стула и бросился на двор. Отец – за ним. Мать с Эммочкой на руках застыла над кроваткой. Бабушка в ужасе посмотрела на деда. Самолет с белыми крестами пролетал над деревней так низко, что было хорошо видно летчика в очках. Он приветливо улыбнулся и даже обнадеживающе помахал рукой в перчатке. Сделал несколько кругов над деревней и скрылся за лесом.
От дома Яхонсонов (дом стоял на пригорке в центре деревеньки) босиком, поднимая пыль, мчался Георгий. Он орал что было силы. Уходим! Уходим! У Яхонсонов было радио, и он уже что-то знал. А несколько дней назад в деревне были гости с другой стороны. И все об этом знали.
На крыльцо выскочила мать, но тут же бросилась назад. Дедушка с бабушкой побежали к себе в соседний дом – захватить хотя бы вчера приготовленный узелок. Отец крикнул на ходу, открывая ворота:
– Ребята, быстро в телегу!
Подвода была с утра запряжена, и кое-что уже лежало из скарба. Всем казалось, что еще есть время.
– Рахиль, скорей! – поторапливал отец.
Мать задерживалась на кухне с Эммочкой на руках. Она прощально окинула взглядом все вокруг. Взгляд ее упал на недавно заточенный отцом кухонный нож. Вошел отец:
– Ну что ты копаешься, Рахиль!
– Забыла! Как же без ножа? Ложки положила, а нож забыла.
Она схватила нож и доложила в корзину с провизией, которую уже взял отец. Но вдруг передумав, положила Эммочку на стол, выхватила нож из корзины, запеленала в полотенце и сунула дочери под верхний слой одеяльца. Сделала осторожно, молниеносно, так, что Эммочка не проснулась. Отец вопросительно посмотрел на жену, но, заглянув ей в глаза, все понял.
Они выбежали на крыльцо. Но было поздно. Со стороны поля, из-за холма, показалась колонна танков. А из ближайшего молодого лесочка, подпрыгивая на кочках, врассыпную черной саранчой наступали мотоциклисты. По дороге к деревне приближалась колонна грузовиков. Деревня была окружена со всех сторон. Все жители были на улице: кто у подводы, кто уже на дороге, кто еще на крыльце. Но бежать было некуда…
Люди застыли в ужасе. Не прошло и нескольких минут, как гусеницы и колеса лязгали и повизгивали на деревенской небольшой площади у дома Яхонсонов. Там стоял огромный высокий амбар, построенный несколько лет назад всей деревней для общего пользования, с редкими, узкими окнами, как амбразуры. В амбаре обычно хранили излишки сена, и даже продавали в город на общие деревенские нужды, такие, как строительство насыпной дороги. С прошлого года сена оставалось немного, и амбар был практически пустым. Нового еще не запасли.
