Но жалобный вздох она издала
И что ее потревожить могло?
Она никогда не вздыхала досель
Когда приближалась к ней Кристабель,
Быть может, крик совы донесло,
Ибо, что ее потревожить могло?
Очень легко ступали они,
Но эхо повторяло шаг.
В высокой зале тлел очаг,
Уже умирали в нем головни,
Но, когда проходила леди, – сильней
Вспыхнули вдруг языки огней,
Кристабель увидела леди глаз
На миг, пока огонь не погас.
Только это, да старый щит,
Что в нише на стене висит.
«О, тише ступайте, – сказала она,
Отец пробудится ото сна!»
Кристабель разулась, легкой стопой,
Боясь потревожить замка покой,
Они со ступени крадутся на ступень,
То сквозь мерцанье, то сквозь тень.
Идут мимо спальни, где спит барон,
Тихи, как смерть, не проснулся б он.
Но вот и дверь в ее покой,
Но вот Джеральдина коснулась ногой
Камышевых матов комнаты той.
В небе луна светит темно,
Ее лучи минуют окно,
Но и без бледных лучей луны
Резьбой покрытые стены видны.
Изваяния нежно пленяют глаз
И странен их прихотливый строй,
Для девичьей спальни они как раз.
И лампу с серебряной цепью двойной
Держит ангел легкой рукой.
Серебряная лампа – луны темней,
Но лампу эту Кристабель берет,
Прибавляет огня и, вспыхнув сильней,
Лампа качается взад и вперед.
Что с Джеральдиной? Совсем бледна,
Опустилась на пол без сил она
«Леди Джеральдина, это вино
Вас подкрепит – выпейте скорей,
Из диких целебных трав оно
Было приготовлено матерью моей».
«Но будет ли рада меня приласкать,
Погибшую деву, ваша мать?» —
«Горе мне! – Кристабель в ответ, —
У меня с рожденья матери нет.
Седой монах рассказывал раз,
Что мать моя в предсмертный час
Говорила, что будет слышен ей
Полночный звон в день свадьбы моей.
Ах, если бы мать пришла сквозь мрак!» —
Джеральдина сказала: «Ах, если б так!»
Но сейчас же глухо вскричала она:
«Прочь, скиталица-мать! Ты здесь не нужна!
У меня есть власть сильнее твоей».
Джеральдина бедная – увы, что с ней?
Почему так странно она глядит,
Или мертвую видит во тьме ночной?
Почему так глухо она кричит:
«Прочь, женщина, прочь, час этот мой!
Хотя ты и ангел хранитель ее,
Прочь, женщина, прочь, здесь все мое!»
Тогда Кристабель к ней подошла,
И синие очи к небесам подняла.
«Этой страшной скачкой верхом, увы,
Дорогая леди, измучены вы!»
Джеральдина рукой отерла чело
И сказала тихо: «Теперь прошло».
Джеральдина вина выпила вновь:
На ее щеках заиграла кровь
И тотчас с пола встала она
Вновь гордая леди, высока и стройна,
И, словно дама страны неземной,
Она была прекрасна собой.
Сказала она: «Кристабель, за вас
Молятся ангелы каждый час,
И вы непорочным сердцем своим
Отвечаете нежной любовью им.
За ваше добро заплатить вдвойне,
Прелестная дева, хочется мне.
Хотя так беспомощна я, увы,
Но теперь, дитя, раздевайтесь вы,
А я перед сном помолиться должна».
«Пусть будет так», – говорит Кристабель.
И, как приказала леди, она
Разделась и легла в постель,
Легла, невинна и нежна.
Но, о, несчастье и счастье дум
Слишком много тревожило ум,
И никак Кристабель не могла заснуть.
Тогда на локоть она оперлась
И на постели слегка поднялась
Для того, чтобы на Джеральдину взглянуть.
Под лампою леди склонена,
Обводила тихо глазами кругом,
И, глубоко вздохнув, она
Вся словно вздрогнула, потом
Распустила под грудью пояс свой.
Одежда упала к ногам легка…
Она стоит совсем нагой!
Взгляни: ее грудь, ее бока —
Это может присниться, но как рассказать?
О, спаси Кристабель, Христа благодать!
Джеральдина недвижна, она молчит,
Ах! Ее пораженный взор горит,
