Так – только совы в руинах рыданий:
Кто-то услышит, иные возьмутся за камень.
Я же – невольница сих выкликаний:
Cave, входящий! Не пиром кончается сказка —
казнью!
Cave! Палач неискусен, и тягостна мука, —
Cave! Закат, как вода, омывавшая руки,
Красен, —
не спросят, раскаялся ль,
Молча ли, в голос ли, в крик ли, – какая
Разница —
Деве и ведьме, шуту и монаху —
плаха.
В смертном поту прикипает к лопаткам рубаха.
Я же – последний глоток, подаяние праха.
Долго – доколе омочены нёбо и губы, —
Долго – орга́н водяной – пищеводные трубы —
Слушай, как срок истекает по капле:
Cave! Cave!
Если ж в потемках горячей и хлещущей соли
Слабо и гулко, но слышимо слово
—
Тотчас восстань, разрешая не путы, но скрепы.
Ощупью тесной – попытка побега из склепа:
Прежде – поют позвонков винтовые ступени,
После – по петелькам жил, по спине плющевидных растений,
После – НЕ вниз! и не ввысь – не имеет значенья
Слово, повитое проклятым страхом паденья —
(в воду, как в воду, откуда, власы заплетая
нежным движеньем, богиня встает з о л о т а я)
Здесь я осталю тебя. Здесь слепое кончается зренье.
Ночь переходит в рассвет; я к нему приближаться не вправе.
