– У вас новый сленг? – спросила девушка. – Что значит «ныряет»? Что значит «не вынырнуть»? Объясните-ка.
– Да тут такое дело, – с места поднялся малый с длинными, вьющимися волосами и золотой цепью на шее. – Приблудного Алекса помнишь? Так вот, он сказал, что люди искусства – это как ныряльщики. Но некоторые ныряют слишком глубоко, и у Эда такая крейза, что он может не вынырнуть. Вот так вот. И еще…
– И еще быстро схватил гитару и поехали, «время ценно, время в цене».
На пороге стоял Поэт с легкой, мученической улыбкой. Волосы его были перетянуты яркой полоской ткани, и от этого лицо, и без того узкое, казалось источено неведомой болезнью.
Быстро поздоровавшись со всеми, он включил «аппарат», отстроил микрофон и свою гитару, взял пару кассет и довольно сказал:
– Публика – в зал, музыканты – на сцену. Концерт для ночного города без фортепиано и оркестра.
– Что петь будем? – поинтересовался тот самый человек в черной косынке и рваных джинсах, теперь у него на шее висела бас-гитара.
– Спокойно, Франк. Это новая песня. Наворотим что-нибудь сходу, а потом стареньких штук пять вспомним и опять новые. Включи маг, Чак… Все, начали!
Время ценно и время в цене.
Дождь настигает тех,
Кто заснул на дороге и в вечном пути
Черной тенью в разрушенный храм
Молния бьет,
Высекая искры
Из холодных стен. Флажок упал.
Сталь серебрит, и вместо солнца
На небе – дыра,
А за ней видна кровь
Упущенных снов.
Азарт погони режет тебя
Поперек
Цепи вдвоем
Теперь одинок,
А тело – в поток
И не слушаешь крик,
Боишься за миг
Время ценно и время в цене
Ухоженных рук, напомаженных ртов
Вязкая слюна поцелуев
Осталась на мне…
Этот вопль заставил девушку вынуть сигарету и закурить…
…Они познакомились, когда солнце коснулось розовым лучом крыш. Она сбежала из дома, и он взял ее с собой. Познакомил с людьми из вагона, потом они долго шли по ночному городу в поисках Федюни, который оказался на вечеринке, которую давала опять же знакомая Поэта, и все присутствующие долго упрашивали его что-нибудь спеть. Тогда он пел:
Пьяные рыла в пуху
Прошлогодней листвы
Продажные люди
Опять пьют портвейн,
Черные ночи
Слишком для них хороши.
Сейчас будет драка,
И кто-то нарвется на нож.
Хозяйка продажна всем
И дает она всем,
Как ветер, что дарит
Бесплатно афиши и листья.
А осень смывает следы
От плевков в душе.
Я задыхаюсь в паутине
Прошедших дней…
И внутри что-то пело, и хотелось плакать. А потом они с Федюней долго смеялись и ушли, позабыв ее в гостях, как игрушку. Но она сама побежала за ними, и они сидели у кладбища и пили чай с ликером, и она понимала, что это Любовь, и прижималась к нему, а он не обращал на нее внимания. А потом перед утренней зарей на площади она призналась ему в любви и закрыла глаза и сжалась, точно ожидая удара, а он обнял ее за плечи и сказал: «Пойдем. Нам нужно хорошо выспаться». И поцеловал ее… в лоб… так, как целуют покойников. Но не прогнал, не ударил, не высмеял.
Вместе они жили около месяца, и она была счастлива. Никто ею не командовал. Рядом был «старший брат», так она его называла, который помогал. Были разные люди. Были умные люди, и была свобода.
А потом что-то случилось. «Брат» стал пить. Ни на кого не реагировал. Люди говорили разное: и про неудачную любовь, и про проблемы с «уличными бойцами», и про наркотики. Доходило даже до абсурда: кто-то додумался, что у него «амнезия». Да, он ничего не помнил, никого не узнавал и ничего не делал, кроме того, что пил и смотрел на обклеенную газетами стену. Но это не амнезия. А однажды в ярости он вышвырнул всех за дверь, закрылся внутри, и что там происходило – непонятно. Его видели недели через две живым скелетом с впавшими глазами и сильно осунувшимся лицом.
