Сто тысяч раз прощай - страница 42

– Погоди.

– А, привет.

– Ты вот это забыл.

Выброшенный текст.

– Да, точно. Спасибо.

– Надеюсь, это случайность. – Она протянула мне свою находку, словно это был контракт на подпись.

– Да, я, наверно… – Повертев головой направо и налево, оттягивая момент вручения мне скрепленных спиралью листов.

– За мной каждый вечер заезжает отец – он будет ждать внизу, в конце этой тропы. То есть если тебя это не останавливает. Если ты не очень торопишься…

Вдоль подъездной дороги, которая, между прочим, оказалась длинной, мы шагали молча. Дальше путь лежал по тенистой тропе в сторону шоссе, а у меня в голове по-прежнему звучал один-единственный голос, который твердил: сосредоточься, это важно, сосредоточься.

– Жаль, что сегодня не удалось потрепаться, – заговорила она.

– Да, не до того было.

Мы топали дальше.

– Я подумал, ты меня избегаешь, – сказал я.

– Нет, что ты! Я пару раз обошла кругами, но ты все время изображал кота, поэтому… – Тут она засмеялась и, на мой взгляд, слишком долго не умолкала, а потом убрала волосы за ухо.

– Ну извини.

– Если честно, мне показалось, это ты меня избегаешь.

– Бог с тобой! – Кто бы мог подумать, что моя нелюдимость может быть истолкована как нелюдимость. – Просто мне тут малость непривычно.

– Думаю, к такому привыкнуть невозможно.

Мы шли дальше. Под зеленым сводом зависла дневная жара; в неподвижном воздухе тут и там темнели тучки мошкары, как отпечатки большого пальца на поверхности фотоснимка. Где-то вдалеке на низких частотах гудела автомагистраль, а сзади доносилась болтовня актеров, по-шпионски державшихся на расстоянии.

– Послушай… скажи честно, – решилась она, – ты с трудом переваривал все происходящее?

– А что, заметно было?

– Ну да. Особенно когда ты изображал памятник; я уж подумала, ты сейчас, как бы это сказать… разнесешь все вокруг.

– Просто у меня ничего не получалось.

– Еще как получалось! Кстати, когда ты изображал паровоз, это было потрясающе – притом что я такими словами не бросаюсь. Но даже тогда у тебя на лбу читалась… ярость! – Она снова засмеялась, прикрыв рот ладонью.

– Да говорю же, не мое это…

– Зачем тогда пришел?

Я смотрел перед собой.

– Попробовать что-то новое. Отвлечься.

– От влияния улицы.

– От проблем.

– У тебя проблемы?

– Не то чтобы очень большие. Просто дома скучища.

– А сегодня… здесь тоже скучно было?

– Не сказать, что скучно…

– Вот тебе и ответ.

– …но просто не по себе как-то.

– Есть такое, поначалу все так говорят. Все с этого начинают. Представь, что тебя взяли в Иностранный легион или в десантные войска, где приходится бегать с холодильником на горбу и утолять жажду собственной мочой или чем попадется. Так и здесь: никогда не знаешь, что тебя ждет. Зато мы все повязаны, все без комплексов. Чувствуешь, как ты повязан?

– Не так чтобы очень.

– Но без комплексов?

– С комплексами.

– Ну подожди, вот начнем репетировать… Тебе какую роль дали?

– Какого-то Симпсона, что ли.

– Самсона. Это же здорово. Сплошные издевки, шуточки ниже пояса. О-о-о-очень дерзкий перец.

– Ну, приплыли.

– Только бедрами не поигрывай. Предоставь это Джульетте.

– Тебе, что ли?

– Ну да. – Она скривилась. – Будем знакомы.

– Ничего себе: заглавная роль.

Она хохотнула:

– Заглавная – не всегда самая эффектная.

– Будь твоя воля, ты бы предпочла сыграть Самсона.

– Всю жизнь мечтала.

Мы заулыбались и пошли дальше сквозь мягкий искристый свет, зеленоватый, испещренный бликами, как морская вода в скалистой бухте. На меня порой накатывало, так сказать, поэтическое вдохновение; я даже собрался его озвучить – ну, допустим, высказаться насчет скалистой бухты, хотя при этом из меня мог получиться не столько поэт, сколько баламут. А поскольку первый имеет немало общего со вторым, я решил оставить свое вдохновение при себе. К тому же меня опередила Фран.