Правда, если бы Сашины глаза умели говорить, они давно попросили бы свою хозяйку обрезать не в меру отросшие волосы, падающие на лоб, потому что им сквозь них совсем ничего в последнее время не видать. Но Саша предпочитает или почаще моргать, или дует на чёлку изо всех сил, если она уж очень сильно мешает, но сдаваться не собирается. И чёлка пока избегает участи стать в каком-нибудь парикмахерском салоне хотя бы на сантиметр короче.
Правда, Саше уже досталось от Вовки Чернухина, глядя на которого она незаметно для себя краснеет, а сердце у неё начинает трепыхаться так, словно пытается вырваться из клетки. А он, даже не подозревая о девчоночьих чувствах, подошёл как-то раз, и ка-а-а-к дёрнет её изо всей силы за эту самую чёлку! Саша даже сообразить ничего не успела, как Вовка захохотал и насмешливо произнёс:
– Надо же, какая крепкая! Как у лошади!
А следом за ним и другие мальчики принялись смеяться, как ненормальные. Но до других Саше дела нет: хотят – пусть смеются хоть сутками. А вот Вовка Чернухин… Как же он посмел? Ей тогда захотелось убежать, куда глаза глядят, но в это мгновение зазвенел звонок, и пришлось Саше вместе с остальными направиться в класс.
Тогда Саша пол-урока мучилась от мысли, что её сравнили с какой-то там лошадью. Обида, казалось, захлестнула её настолько сильно, что она даже объяснений учителя биологии Никиты Геннадьевича не слушала и спохватилась только тогда, когда до неё донёсся его вопрос, а в голосе одновременно улавливались и весёлые нотки, и желание услышать правильный ответ:
– Ну-с, Ковалёва, что ты теперь можешь рассказать нам о ланцетнике?
А Ковалёва – это она, Саша, названная по фамилии, стоит, как столб и никак со своей обиды на какого-то там ланцетника переключиться не может.
– Всё в облаках витаешь, Ковалёва, – с искренними нотками сожаления произнёс Никита Геннадьевич. А потом, разрешив Саше сесть на место, вызвал к доске её подругу Наташку, которая отчеканила про ланцетника так, как будто только с ним одним всю жизнь и водилась.
– Повнимательнее будь, Ковалёва! Слушай, что на уроке объясняют! – назидательно изрёк Никита Геннадьевич, выставляя Наташке заслуженную пятёрку в журнал.
Наташке хорошо, у неё нет прыщей на лбу. И чёлки у неё тоже нет. Поэтому дёргать мальчишкам её не за что, и, стало быть, с лошадью сравнивать, её тоже никто не будет. Да и не решится никто Наташку обозвать, потому что все знают, что у неё брат учится в десятом классе. И если кто посмеет сравнить её не то, что с лошадью, а хотя бы с муравьём, тому очень сильно не поздоровится. Потому что все знают, что Наташка тот час же побежит своему братцу жаловаться. А тот мало того, что незамедлительно явится, так ещё и друзей своих высоченных приведёт. И тогда горе тому семикласснику, который посмел что-то сказать про сестру Игоря Нестерова!
Тот и выяснять не будет: затащит озорника с длинным языком за угол и так обидчику Наташки загривок отполирует, что тому мало не покажется. А друзья Игоря в этот момент будут стоять и на всю эту сцену смотреть. И хохотать при этом, как недавно хохотал Чернухин, сравнивший Сашу с лошадью.
Но как бы ни обижалась Саша на невоспитанного Чернухина, сердце ей всё равно сдержать очень и очень трудно. Ей вообще кажется, что в нём поселилась какая-то невидимая пружинка, которая при мыслях о Чернухине то сжимается, то разжимается. И от этого Сашино сердце то колотится, словно сорвавшееся с цепи, то замирает, заставляя Сашу внезапно робеть и краснеть.
