Сейчас, как никогда, фрекен Нордин была похожа на более чем легкомысленную девушку, но она не чувствовала ни голода, ни жажды, ни недовольства собой. Ей было недосуг подумать даже о красном платье, которое она так опрометчиво оставила в клубе, о том, что ее могут запросто попереть с работы, если об этом маленьком инциденте узнает Йохан. Ее вообще не волновало ничего, кроме собственных ощущений.
Старшая сестра Майи имела привычку считать ее эгоисткой ровно с тех пор, как отец позволил ей остаться в столице, получить там жилье и не приезжать в Уппсалу месяцами. Как будто Майе могло нравиться то, что она видела там! Как будто это она уговаривала Бригитту выйти замуж, родить близнецов и теперь работать на двух работах, чтобы ее простофиля-муж не парился, разводя мазню, которую искренне считает искусством. Майя прислушивалась к себе, пытаясь понять, как это – быть эгоисткой по-настоящему. Если бы в данный момент ей кто-то сказал, что она нужна дома, что Бригитта снова беременна (с нее станется) или что чертов мир окончательно налетел на небесную ось, она все равно не хотела бы ничего, кроме очередного тура траха с Грешником.
Ей было бы плевать на все и на всех.
Усмехнувшись, она потянулась за своим мобильником, по пути ловко избежав руки Хеллстрема, который попытался перехватить ее коротким угрожающим жестом.
– Хочешь в «Три в ряд» поиграть? – поинтересовался он, не оставляя попыток завладеть ее смартфоном. – Майя, что за хуйня?
– Предполагаю, что там есть неотвеченные, хочу посчитать…
– Дай-ка сюда… – Саймон приложился к бутылке и настойчиво протянул руку, совершенно не сомневаясь в том, что ему не откажут. Помедлив, Майя положила в рот очередной кубик льда, перебрасывая его от одной щеки к другой и ловя на себе жадный взгляд Хеллстрема. – Майя, мать твою!
Она протянула ему телефон, давая понять, что обменяет его на бутылку.
Обмен состоялся. Отсутствие кода-пароля ничуть не удивило Саймона, который с видимым нетерпением ждал, когда заветный список загрузится.
– Некто «Дружище» звонил тебе восемь раз. Что за хер с горы? Тот, что я думаю?
– Петер.
– Петер? Ах да… Наверное, и сообщение тоже от него, – он прокашлялся, явно готовясь декламировать. Майя полоснула гортань шотом ирландского виски, стараясь расслабиться. Левой рукой Саймон по-прежнему перебирал ее локоны, и ощущение от этих прикосновений было крайне противоречивым. Она не любила, когда кто-то касался ее кожи или волос, в особенности, когда бывала не в духе. Но от заигрываний Саймона она получала реальный кайф мазохиста.
Он взламывал ее уже вторые сутки. Это было больно и приятно одновременно.
– Читай, – просто отозвалась Майя.
– Ты охуеешь, но там всего два слова. «Я волнуюсь». Это слова мамочки, а не мужика, с которым ты спишь.
Сделав еще глоток, она проглотила и «мамочку», и ставший гладким лед, чувствуя, как он соскальзывает в желудок, заставляя кожу покрываться чувствительными мурашками.
– Убери этот телефон на хер или прочти это еще раз. Мне нравится слушать твой голос.
– А что мне за это будет? – поинтересовался Саймон, откладывая смартфон и отбирая у нее виски. – Полегче, детка… Я тоже хочу немного огня.
– Договоримся. Просто скажи.
Влив в себя изрядный глоток, Хеллстрем склонился над ней, обдавая теплым алкогольным дыханием.
– Твою мать, Майя… Я волнуюсь, – выдержав паузу, он уточнил. – Нравится?
– Обалденно. Жаль, что это неправда.
