Стокгольмский синдром - страница 46
– Меня.
– Эммм… Выпьем еще?
– Ну ты и сучка, королевна, – он сказал это почти нежно. Почти. Ровно настолько, чтобы она успела понять, что попала именно туда, куда целилась. Ей хотелось ответить что-то достаточно едкое, чтобы джинсы Саймона снова показались ему тесными, но она поперхнулась словами, когда его длинные пальцы юркнули за резинку ее штанов, нащупывая под ними зону повышенной влажности в качестве главного доказательства.
Склонившись еще ниже, Хеллстрем позволил Майе обнять его за шею, притягивая ближе.
– Самое время сказать это твое: «Симме», от которого мне хочется то ли въебать тебе, то ли вставить по самое не балуйся.
Она смотрела ему в глаза, не издавая ни звука и стараясь не думать о его пальцах, где не надо. В довершении этого акта неповиновения, она покачала головой отрицательно. Концы его волос щекотали ей лицо, но она даже не улыбалась. Выдохнув, Саймон обвел кончиком языка мягкий контур ее губ.
– Не выебывайся, детка. Просто скажи. Иначе я сделаю тебе больно…
Но Майя всерьез опасалась, что не убери он руку, ей станет очень приятно уже совсем скоро.
– Чего ты больше хочешь? Заставить меня подчиняться или причинить мне боль?
– Это одно и то же. Выбери сама и не еби мне мозги.
– А если я хочу и того, и другого? И полирнуть остатками виски?
Усмехнувшись, Саймон убрал руку из опасно-приятной зоны, прихватывая Майю за шею, вдавливая ногти глубоко в тонкую светлую кожу.
– Тогда попроси Симме отодрать тебя на полу, шлюшка.
Она чувствовала, как он заводится, понимала, что заводится она сама.
– Пожалуйста, Симме…
Коротким, но уверенным движением он спихнул ее с дивана, давая знак, что игра началась. Приложившись локтем, Майя попыталась отползти, но Хеллстрем поймал ее за босую ступню.
– Не так быстро, королевна, – и девушка послушно замерла на месте как насекомое, неудачно упавшее на спину. Оттолкнув в сторону катающийся на колесиках столик, Саймон принялся расстегивать ремень джинсов, кривя губы в знакомой ухмылке. На этот раз он сверкал проработанным контуром нижнего пресса, поскольку трусов на нем не было. – Хотя… Быстро я тоже очень люблю.
Уже через мгновение достаточно грубо перевернутая им на живот Майя могла только вцепиться пальцами в короткий ворс ковра, проверяя на прочность собственные ногти, и позволяя Саймону рывком обнажить ее до колен.
Чувствуя, как он наваливается сзади, распластывая ее, не давая даже вдохнуть полной грудью, притирая этой самой грудью о пол. Она понятия не имела, каких усилий ему стоил хоть какой-то баланс: в момент, когда он вошел, пиковое возбуждение смешалось с болью, сузив восприятие Майи до слабо освещенного тоннеля. Его вес, резкие толчки его горячего поршня внутри и сама мысль о происходящем то и дело сбивали ее дыхание… Впервые за все время с тех пор, как она лишилась того, что принято называть невинностью, она стонала по-настоящему, без притворства. В который уж раз не узнавая звук собственного голоса, разбавленного шумным дыханием сверху. Каждый раз, когда он оказывался достаточно глубоко, вталкиваясь сверху и по косой вниз, ее лобок с силой вжимался в покрытый тонким ковром пол. Эта боль была незнакомой и почти огненной.
Не дать ей кончить было вполне предсказуемой частью его доктрины жестокости, но разочарование было таким горьким, будто ее лишили чего-то действительно важного. Чувствуя, как откатившийся в сторону Саймон почти издевательски водит гладкой головкой члена вдоль ее ягодицы, Майя была готова перевернуться на спину хотя бы затем, чтобы вцепиться в его улыбающуюся физиономию. Вместо этого она подтянула руку к лицу, закусывая кулак, чтобы не расплакаться. Напряжение в ее теле никуда не делось. Резкий щипок был почти что финальным аккордом к этой короткой и грустной пьесе.