– Можно, кстати, самого активного активиста отрядить вместе с тобой, – покивал заместитель. – В качестве назидания остальным.
– Тогда еще полезнее будет, если мы не вернемся живыми, – внес рацпредложение синоптик.
– А ты прав. Н-да. В этом есть логика. Дескать, вот, товарищи активисты хрéновы. Э-э, писать – не мешки ворочать. Пошли все в сад.
– Эффектно, – одобрил синоптик. – Я подумаю.
Они оба сидели на подоконнике, свесив ноги во внутренний двор. Впереди в небе стоял огромный стол.
– Любопытно, – заметил заместитель. – Не появится ли здесь за неделю вся обеденная группа?
Синоптик хмыкнул.
– Тогда я самоустранюсь. Ты посодействуешь. Натравишь официально на это безобразие хрéновых активистов. И пусть они обезболивающие жрут. Могу даже шар на время дать погонять. Расписку напишут – бесплатно уступлю.
– А ты себе простишь, если не войдешь в Историю? – засомневался заместитель. – А то, может, в Анфискином музее тебе бы зал выделили. А так – фиг тебе, а не зал. М?
– Я не знаю, – честно сознался синоптик. – Я подумаю.
Небо темнело. Коньяк кончался. Комары все-таки налетели.
– Когда воду починят? – синоптик прихлопнул одного на лбу.
– Сначала телевышку.
– Безобразие, – синоптик болтал ногами.
Встав утром с постели, синоптик в сомнениях подошел к окну и минуту-другую собирался с духом. Собрался, занес руку и мужественно и резко отдернул штору. Тут же облегченно выдохнув, он уже спокойно отдернул вторую. Новых ног у стола за ночь не появилось, стульями вокруг все тоже не поросло. Пока можно успокоиться. Наверное. Кто знает.
А может, это не стол. Может, это крытое патио. Тогда это непонятное что-то снова возвращается с поверхности стола сюда, к ним, в патио. И еще почти неделя до доставки шара. Синоптик снова упал на кровать, раскинув руки. Ититское коромысло. Воздухоплаватель. С пылесосом. Синоптика затошнило. И снова, пока потихоньку, начала разламываться голова. Тихо поползла трещина от правого глаза куда-то к затылку. Медленно и спокойно расширяясь, мечтая, очевидно, стать великим каньоном. Молотком по этому самому затылку шарахнул дверной звонок. Прижав руку к правому глазу, синоптик двинулся в прихожую. Он не забыл накинуть цепочку. Поэтому в едва приоткрытую им дверь снова поместился только нос директора музея. И рука, которая намеревалась широко распахнуть дверь, но встретив внезапное сопротивление, нелепо соскользнула внутрь, синоптик едва успел увернуться от нее.
– Доброе утро, – буркнул он, выпихивая наружу те части директора, которым удалось проникнуть через кордон.
– Да, – директор был сконфужен таким своим скомканным появлением, но и взволнован, по-видимому, чем-то еще.
Синоптик глядел на него исподлобья, вспоминая, куда вчера сунул таблетки, а директор молчал.
– Что? – не выдержал страдающий синоптик.
– Там! – директор махнул рукой вверх.
– Только что там все было в порядке, – синоптик косо взглянул на директора и направился в кухню.
– Было! – судя по всему, директор утратил способность к сложносочиненной речи.
– Ножки на месте. Столешница тоже. Стульев не появилось, – хмыкнул синоптик, выдавливая таблетку. – И знаешь еще что? – он запил водой. – Я думаю, это и не стол может быть вовсе. А вот, к примеру, патио. Или, как у древних римлян, это ты как директор музея должен знать, атриум? Квадратный такой двор, колонны по углам. Только у них в потолке по центру было отверстие. Воду собирали. Это я точно помню еще со школы.
