Столица беглых - страница 12

– Значит, уголовные бежали вверх по реке? – недоверчиво спросил Лыков. – Но как они сумели преодолеть кордоны?

– Об этом следует спросить караульных, – зло парировал надворный советник. – У меня, ваше высокоблагородие, под управлением земли с пол-Европы. Разве за всеми углядишь? Штаты смешно сказать какие. Оклады жалованья еще смешнее. Чего они там, в Петербурге, хотят? Приехали бы да сели на мое место, а я бы посмотрел, как они управятся!

Было ясно, что «они» для Булевского – это в том числе и Лыков.

– Отложим разговор, – примирительно сказал командированный. – Но в Туруханске продолжим его. Я должен дать отчет товарищу министра генералу Курлову. Если считаете себя невиновным, дайте аргументы. Настоящие, а не про пол-Европы.

Алексей Николаевич не собирался куковать у черта на куличках. Провести быстрое дознание – дело двух дней. Дольше пароход задерживать нельзя, а подниматься по течению до Красноярска в собачьей упряжке сыщик не собирался. Он велел Булевскому сообщить капитану «Мономаха», что отплытие назад состоится по решению коллежского советника. Требование являлось незаконным, но в Сибири проходило и не такое.

Быстро вымывшись в бане и пообедав, питерец вернулся на судно. Его уже ждали и тут же снялись с якоря. Пристав сопровождал столичное начальство и покрикивал на капитана и матросов. Действительно, тут он был царь и бог…

Монастырское находилось на правом берегу Енисея, а Турухан впадал в него слева. Пароход развернулся против сильного течения и зашел в устье притока. В Енисей с другой стороны впадала Нижняя Тунгуска, и ширина реки достигала шести верст, поэтому маневр не составил затруднений. Как только вошли в Турухан, пароход резко сбавил ход. Подниматься не спускаться… Кроме того, речка оказалась засоренной карчами, «Мономах» принялся лавировать. На носу стоял боцман и лотом замерял глубину, сообщая данные на мостик.

Так они плыли целых пять часов, а поднялись лишь на двадцать верст. Пешком было бы быстрее, подумал Лыков. Но присмотрелся внимательно и понял, что ошибся. Лес по обоим берегам стоял редкий, то и дело проглядывали обширные болота. Севернее начиналась Тазовская тундра, она и формировала пейзаж. Еще много попадалось озер, и все они имели правильную круглую форму. Гость спросил у хозяина, почему так. Тот ответил по-солдатски:

– Не могу знать! Местные называют их – шары. Они здесь повсюду и такие, словно их циркулем чертили…

Вскоре стоять на палубе стало невозможно. Налетели такие полчища комаров, которые возможны лишь в Сибири. Полицейские спрятались в каюте. Унылые виды, медлительность хода, гнус – все навевало невыносимую тоску. «Я-то скоро уеду, а как тут люди годами живут», – думал про себя Лыков.

Наконец пароход встал окончательно. На берег полетела сходня. Капитан доложил:

– Дальше фарватера нет, слишком мелко.

Откуда-то выскочил бравый малый кавказской наружности и доложил Алексею Николаевичу:

– Ваше высокоблагородие! Помощник пристава, не имеющий чина Кибирев явился в ваше распоряжение!

Булевский пояснил:

– Это мой ближайший подчиненный, осетин по нации. Я послал его приготовить илимку с собаками. Дальше будем на ней добираться.

Начальство уселось в лодку. Чалдоны толкнули ее на воду, один сел к рулю, остальные двинулись пешком – подгоняли собак. За ними поспевал не имеющий чина.

Собаки продвигались вверх по реке намного быстрее парохода. Через два часа, когда начиналась серая полярная ночь, полицейские оказались в Туруханске. Кибирев теперь шел впереди и показывал: