— Ты очень красивая, знаешь? — шепчет Смоленский.
Вроде бы вопрос. Но слышится скорее утверждением. Тихий вкрадчивый тон вызывает дрожь по коже. И непроизвольное желание прикрыться, свести, уже, наконец, ноги вместе, спрятаться от него.
Понятное дело, это он сейчас не про мою причёску и макияж говорит!
А спрятаться от него, ожидаемо, не выходит.
— Нет, — отчеканивает властным тоном брюнет, едва мои колени дёргают друг другу навстречу. — Этого недостаточно, — дополняет уже мягче, как только я замираю. — Хочу увидеть больше. Тебя. То, как ты кончишь для меня снова.
Должно быть, я определённо погорячилась, когда решила, что он просто псих или маньяк. Нет. Тут всё гораздо хуже. Но данное высказывание оставляю при себе. Сердце колотится всё быстрее и быстрее. И от непристойного распоряжения. И от осознания того, каким именно образом мне придётся его выполнить, раз уж сам мужчина ко мне не прикасается. И… я правда сделаю это? Буду ласкать себя, пока он будет смотреть? Так близко. Бесстыдно. Упиваясь осознанием своего превосходства. Наслаждаясь моей капитуляцией.
А я…
Я тоже буду. И даже больше, чем сам Смоленский. Глупо отрицать, что мне всё это противно, чуждо и мерзко. Сколь бы грязной и ненормальной я себя не ощущала. Происходящее… возбуждает. И он, и я — прекрасно осведомлены об этом. Иначе между моих ног не было бы сейчас настолько влажно. Мои пальцы слегка подрагивают, пока я веду по внутренней стороне бёдер. По стопам проносится лёгкая покалывающая судорога. Совсем не боль. По венам разливается приятное тепло. И я уже не думаю о том, на какой адово-минусовой отметке по шкале вселенского грехопадения я застреваю. Потом я буду анализировать, сожалеть, стыдиться. Сейчас… я просто наслаждаюсь. Не только собственными прикосновениями. Чужим горячим дыханием на моей коже. Каждым хрипловатым выдохом мужчины. Один за другим, я слышу их, как свои собственные.
Хотел увидеть?
Пускай смотрит…
Ведь если отбросить все предрассудки, мне это тоже нравится.
Настолько, что моя смелость быстро набирает обороты. И я уже не сдерживаю рвущиеся наружу стоны, гораздо откровеннее лаская саму себя, изредка подаваясь мужчине навстречу в древнем элементарном инстинкте. Да, прекрасно осознаю, тем самым я дразню опасного хищника. Голодного. Жадного. Не ведающего пощады. Но именно это мне и нужно. Чтобы он сорвался. Не я сама просила его подарить освобождение, которое никак не настаёт. Хотя я уже совсем близко.
— Тимур…
Очень-очень близко.
— Тимур…
Я выгибаю спину, свожу колени вместе, меня почти выворачивает от переполняющих чувств. Кажется, ещё немного, и весь мир разорвёт на звёздные осколки. Совсем как тогда, в его доме. И я сожму собой его пальцы… Не его… На этот раз свои… Или же…
— Не так, золотко, — звучит грубо, резко, недовольно. — Не закрывайся.
Я киваю. Потому что какая-то часть меня ещё помнит об этом. Но она слишком мала и далека, чтобы, помимо согласия, во мне остались хоть какие-то силы, дабы выполнить обещанное.
— Я… Я… Не... Могу… Больше… — срывается с моих уст тихим капризным хныканьем.
Правда ведь не получается. Никак не перешагну ту грань, за которой наступит долгожданное освобождение. Балансирую у самого края. И мне бы упасть с него в пропасть. Рухнуть и пропасть в той манящей тьме без дна и возможности вернуться. Но нет. Меня бьёт дрожью, почти трясёт от этой невыносимой безумного-болезненной агонии.
