ГЛАВА 7
Честно, я не хотела ехать. Быть может, сама и навестила бы родину, но только когда Ева подросла, а не через три года после того, как фактически сбежала из России. Зов крови я просто задавила, о матери есть кому позаботиться, и срываться после того, как недавно уже была в отпуске, не хотелось. Лишь желание познакомить Еву с бабушкой (вдруг, все же, мать не выкарабкается) толкнуло меня на разговор с шефом.
Мне дали две недели, наверное, не так плоха была моя репутация, я, если честно, рассчитывала только на одну.
Купив билеты в тот же день, я занялась документами. Поставив в известность «садик», готовлю Еву к первому длительному перелету и смене часовых поясов. Сходив к педиатру на консультацию, запасаюсь всем необходимым.
Приехав в аэропорт, испытываю странные чувства. Второй раз здесь, второй раз я возвращаюсь на родину. Первый был сродни прогулки на эшафот, второй сдавливал грудь железным обручем, не давая нормально вздохнуть. Все душевные раны разом воспалились, мало еще времени прошло. Слишком мало, я не готова спокойно лететь в Россию, не думая об Алане.
Ева, вопреки моим волнениям, спокойно перенесла путешествие, еще даже меня развлекала, лопоча то на русском, то на английском, видимо, от возбуждения. Из-за него сна в ее карих глазах нет и следа.
Домодедово встречает дождем, хоть мы к нему и привыкшие, но Россия ─ это не Франция, и атмосфера совершенно другая, что, вероятно, и влияет на дочь. Едва мы загружаемся в такси, она засыпает. Не просыпается, даже когда ее переносят в номер отеля. Разбудить ее у меня рука не поднялась, и была вынуждена просить водителя такси помочь нам.
Мой ребенок дрыхнет до самого утра. Я заказываю нам завтрак в номер, собравшись, отправляемся в конечный пункт нашего путешествия: в больницу. Предварительно позвонив Тагиру, я уточняю, какая больница и какие в ней часы посещения.
Пока едем до госпиталя, игнорирую вид за окном, отвечая только на вопросы Ева.
Когда такси останавливается у здания больницы, отстегиваю Еву и помогаю выйти из машины. Не давая себе возможности рефлексировать, беру дочь за ручку и иду в приемный покой. Там нас отправляют на второй этаж. Найдя нужное нам отделение, сначала беседую с врачом, а потом прошу разрешения навестить мать.
Нам дают пару минут. Заходим в палату.
Мать лежит вся в каких-то датчиках, трубках. Так себе зрелище, и я понимаю, что детям тут не место, но и оставить Еву в коридоре тоже не могу. Боюсь.
Подойдя к постели, касаюсь ее маленькой ручки, лежащей на одеяле.
– Мама, здравствуй,– говорю тихо. Смотрю на нее, и слезы наворачиваются на глаза. Она так состарилась.
Усаживаюсь на стул рядом с кроватью и беру Еву к себе на колени.
– Ева, это твоя бабушка,– знакомлю я их.
– Посему она молсит?– задирает ко мне личико и хмурит бровки.
– Бабушка болеет, ей колют укольчики, и она спит,– шепчу я дочери на ушко, зарывшись носом ей в локоны. Присутствие дочери спасает меня от слез. Внутри уже буря расползается.
– Алиса,– доносится до меня хриплое и тяжелое.
Бросив взгляд на кровать, вижу, что у матери открыты глаза. Пересадив Еву на стул, сама склоняюсь над кроватью.
– Да, мама, я здесь,– внимательно смотрю на нее.
– Прошу тебя,– мутным взглядом шарит по моему лицу,– найди свою бабушку,– моей руки касается ее.
– Бабушку?– переспрашиваю недоуменно.
– Мою мать,– хриплый вдох,– найди ее,– цепко хватает мою ладонь,– Алиса,– приборы начинают тревожно пиликать.
