Столпник и летучие мыши - страница 5
– Как зовут Вас, молодец?
– Мать с отцом Семёном записали. А братство кличет меня Симеоном Неправедным.
– А как Вас по батюшке?
– Филиппович.
– Очень приятно, Семён Филиппович. А мы – сёстры. Меня зовут Лили, я самая старшая, – девушка положила правую руку на сердце. Потом она тронула ту, что была посередине, – Это Мими – сестра средняя. А вот наша младшенькая – Фру.
Лили протянула ладонь, и узорчатый рукав распахнулся во всю ширь серо-лиловым крылом. Она посмотрела на сестру, и снова сверкнула зубами.
– Фру такая непоседа, никогда не застанешь её на месте. То она в горах, то в лесу, то на речке, то в деревне.
Девушка порозовела и склонила голову. Семён залюбовался ею, как цветком, и невидимая личинка закопошилась в его сердце. Он подумал, что никогда не видел этой девки в деревне. Почесав темя, озадаченный столпник поклонился случайным знакомым ещё раз, теперь уже в пояс:
– Откуда родом будете, красавицы? В нашей округе я таких, как вы, не примечал. Видать, из городских.
– А вот и нет. Мы здешние.
– Вернее сказать, вездешние. У нас повсюду есть места обитания, – прочирикала Мими, игриво моргнув агатовым глазом. Лили степенно кивнула. Фру поглядела украдкой.
В голове парня заворочались домыслы: «По всему видать, очень богатые эти сёстры, коли у них повсюду дома имеются. Какие у них чудные имена… И речь… Наверное, эти девушки – английские миллионщицы. Или французские. Но это не важно, потому что для Бога все равны».
Опасаясь выглядеть глупо, он не стал задавать вопросов, да и не пришлось, потому что Лили, положив белую руку на грудь, сказала душевно:
– Приглашаю Вас, Семён Филиппович, в нашу скромную обитель.
Яхонт на пальце вдруг закипел ало, распыляя свет, заморочил Семёну голову. Лили развернулась и с подолом в руках зашагала вдоль ручья. Остальные гуськом двинулись за нею. Вскоре, подойдя к трёхсаженному валуну, подпирающему скалу, девушка тронула глыбу перстнем. Та, разделившись на четыре равные доли, разверзлась, точно пасть исполина-паука, и выставила зубья торчком навстречу путникам. Чёрная дыра дохнула на Семёна могильной сыростью, неизвестность пришибла, и холодная, как талый снег, струя потекла по позвоночнику в праздничные штаны.
– Прошу, – сказала Лили, нарисовав рукою в воздухе хлебосольный жест.
Послушник застыл с открытым ртом, лихорадочно думая, что вот сейчас ему придётся войти в преисподнюю. Мельничьи сапожки, казалось, вросли в грунт, и ничто не могло бы сдвинуть парня с места, если бы Фру не тронула его ладонь. Столпник очнулся и решил, что если чему бывать, то тому не миновать.
– Лиха беда начало – есть дыра, будет и прореха, – Семён поглубже вдохнул и отчаянно шагнул внутрь.
Паучья пасть сомкнулась.
***
Они оказались в узкой кишке тёмного и холодного ущелья. Обрывы с обеих сторон вздымались так высоко, что было неясно, где их конец. Только голубая нить неба над головой давала Семёну надежду, что глубина горной трещины имеет предел. Удивляясь и ужасаясь, он шептал себе под нос: «Преисподняя. Как есть преисподняя…» Казалось, ещё недавно здесь разыгрывалось грандиозное трагическое событие. Толпящиеся в скорби большие и малые грешники были взболтаны, точно крупа в кипятке, и процежены через сито. Отверстия в камне, имеющие размеры греха невеликого, пропустили сквозь себя и далее, к небесам, мелких неправедников. Грешники же покрупнее застряли, да так и остались в стенах коридора. Семён, будучи молодцем не из робкого десятка, шарахался от окаменелых локтей, коленей, затылков, челюстей, торчащих из скальной породы, и истово крестился.