Съездил он в этот самый Чехов и вернулся душевно нокаутированным. На этот раз окончательно и бесповоротно. Мы с Костей удивлённо лицезрели, как столь самоуверенный рубаха-парень, ничуть нас не стесняясь, рыдал и размазывал немытыми кулаками свои крокодиловые слёзы.
– Они отменили открытки! – наконец выдавил он.
– Катастрофа… – пробубнил всё сразу просёкший Костя.
– А там есть нивы? – я до поры не утратил оптимизм, ибо не уловил суть произошедшей трагедии.
– Да их там полно, – отмахнулся Кузьма.
– Ну! А у тебя есть деньги. Если больше не нужна открытка – просто идёшь и покупаешь. Разве нет?
– Нет, – огрызнулся Кузьма и добавил: – Там такая ругачка началась! Мужики чуть ворота не снесли на спецстоянку, где новые тачки выставлены.
– Раз отменили открытки, – занялся ликбезом по экономике переходного периода Костя, – значит, отменили госцену. Иди теперь и покупай автомобиль по рыночной цене.
– Понятно, – я тотчас скис.
– Ну почему? Ну почему ни один ёлупень не насвистел мне про Чехов раньше? Там этих нив – завались! Там вообще мне сказали, что только они ими и торгуют. Мол, откуда нивы на Варшавке? Там только Жигули да Самары. Я же сто раз успевал машину получить! И до поездки в Крым, и вместо Крыма, и даже сразу после него.
Кузьма продолжал убиваться, вертел в руках бесполезную открытку. Я приноровился и выхватил её. Принялся читать:
– Министерство автомобильной промышленности СССР. Волжское объединение по производству легковых автомобилей. Производственное управление Автовазтехобслуживание. Спецавтоцентр г. Чехов.
– Где Чехов? – вскочил Кузьма.
– Вот! Тут и на почтовом штемпеле город Чехов, Московской области. Откуда отправлена открытка.
– Ну я и растыка! – приговорил себя обессилевший Кузьма. Осыпался обратно за стол, вцепился в вихры цвета заветревшейся меди.
Костя молча поставил перед ним тарелку с отварными пельменями, запасы которых в морозильнике не иссякали.
– Покушай наших пельмешков. Останкинские!
– Из самых первосортных останков! – разрекламировал я. – Размороженная из вечной мерзлоты мамонтятина. С кунаширской океанской солью и агадирским чёрным перцем.
Непробиваемого Кузьму таки улыбнуло кривой судорогой.
Вместо сметаны сгодился соус «Анкл Бэнс» с мордой пожилого афроамериканца на этикетке. На третье у Кузьмы припасена газировка «Херши».
– А пиво где? – не понял я.
– Да я утром на вокале в Чехове подхватил. Сдуру! Уверен был, что за руль сяду сегодня. Не выливать же теперь!
От нечего делать я продолжал рассматривать открытку.
– О! Вишенка на торте! Она даже отпечатана в ГПТУ-56, город Чехов Московской области. Заказ 5486. Тираж 2000 экземпляров.
Чехов на открытке упомянут трижды. Факт!
– После оформления покупки просим сделать отзыв о культуре обслуживания. Администрация автомагазина.
– Я те ща в лоб дам, – миролюбиво осадил меня Кузьма.
– Ладно, – надоело Косте внимать нытику. – Твоя фамилия Зряходилов? Вот ты зря и сходил. Чего же более?
– За-ря-ходилов, – огрызнулся Кузьма. – Заряходиловы мы. Ни свет ни заря – уже на ногах! Это безграмотный писарь деду моему выписку из метрики с ошибкой выдал. То в конце двадцатых было, когда дед шестнадцатилетним парнишкой подался на стройки первой пятилетки. Важным гражданином стал! Бетонщиком на Днепрогэсе.
– А как вас в Камызяк занесло?
– Как и всех, – опустил голову Кузьма. – Бабку с малы́ми в Камышин эвакуировали, она там в госпиталь устроилась. А когда похоронку получила в сорок пятом, под самую победу, решила на Донбасс не возвращаться. Не к кому. Сама с Белоруссии – так там вообще всю нашу деревню заживо сожгли. Сволочи фашистские! После войны бабку с детьми дед Шура забрал к себе в Камызяк, он там в райкоме сидел, потом под Ржевом воевал, ранение, контузия, госпиталь. В госпитале, в Камышине, и познакомились. Выходила она его. Как он сам говаривал – безнадёжного. Потом Берлин брал, два ордена боевого красного знамени у него, восемь медалей. Как с войны вернулся – так сразу в Камышин. Отблагодарить хотел благодетельницу ценным трофейным подарком, но так уж вышло… короче, поженились они.
