– Мда, логичнее кулёк с остатками ликёра переместить под кустик, – подкорректировала Инга сырую идею приятеля. – Тогда ёж уберётся с дороги сам.
Так и сделали. Ёжик сделал круг и вернулся на пожухлую травку. Юркнул в кулёк и умиротворённо засопел.
– Банкет продолжается, – констатировал Костя.
– Для одной маленькой хари этого слишком много, – пожаловалась Дуся.
– И что ты предлагаешь? – улыбнулась Инга.
– Тоже что-нибудь намахнуть! А, ребята? Или нет, лучше чего-нибудь сожрать!
Прогулочный темп компании возобновился, чтобы тут же замедлиться. Квартет уловил долетевшую откуда-то тонкую нотку жареного мяса. Праздник носа был неуместен в вышеописанных декорациях, но физиология авторитетно заглушила миазмы сознания и потребовала развития этого праздника, а именно – банкета для языка и желудка. Деньги у нас были. Дело за малым – на время перевоплотиться в чутких псов и выжловок с разбуженными инстинктами. Вычислить шарманщика. Простите, шашлычника.
И таковой был обнаружен на тихой и безлюдной боковой аллейке, под голубой ёлкой. Маленький, юркий человечек деловито суетился у мангала. Белый халат, чёрная кепка и усы. Или усищи! Они были шире лица. И даже шире кепки. Которая и сама по себе была аэродромом. Костя заметил, что перед нами не шашлычник, а его карикатурный образ.
Но меня привлекла совсем другая пикантная подробность, вновь выпустившая на орбиту затюканные миазмы сознания. Дело в том, что на пластмассовом столике, измазанном томатным соусом, где покромсанный кольцами лук отмокал в собственном соку, стоял ценник. А на этом ценнике было написано: «Шашлык с виной». Именно так, с пробелом. Не вру!
– Лучше бы с вином! – улыбнулась Инга.
– Вьино есть! – затараторил хозяин заведения. – Как не быть? Домашнее!
– Из яблок? – подколол Костя без единой задней мысли.
– Почему из яблок? – обиделся шашлычник. – Без яблок.
– Это где ж такие растут, безъяблоки? – смеётся Инга.
– Обезъяблочки! – смачно облизнул я губы.
– Вьино – сок! – отчаянно защищается ларёчник. – Хотишь попробовать?
– Не! Ты дай сперва пробку понюхать, – стебусь я.
Шашлычник принял мои слова всерьёз и извлёк пробку из большой оплетённой бутыли.
Мы принялись её по очереди обнюхивать.
– Спирт «Рояль», – определил Костя.
– Яблочный уксус, – принюхалась Инга.
– Грибной вар с клюквой, – вновь сострил я, ибо по существу добавить было уже нечего.
– Кошки нассали, – выпендрилась Дуся, чем нажила себе в жизни ещё одного смертельного врага.
– Короче, шмурдяк, – приговорил вино Костя и примирительно добавил: – Ты вот что, уважаемый, сделай нам просто четыре шампура шашлыка. Мы тебе век будем благодарны, правда, девчата?
Шашлык тот, хоть и был омрачён активированным ощущением вины, оказался недурён. Вина́ – как метафора. Словно поделённая на всех и каждого, персональная ответственность за судьбу стремительно катящегося под откос государства. Это и участие в референдуме о сохранении СССР17, когда любой ответ, неважно «да» или «нет» – оба приводили к его развалу, ибо дьявол в деталях: в том, как гадко сформулирован вопрос в бюллетене. Это и второй вопрос референдума о введении поста президента РСФСР – кратчайший путь к кончине великой страны. Это и тупой «демократический» угар, когда мозги были засраны ложными прозападными ценностями, активно вбрасываемыми в народ, как говно катапультой. А что? Я предупреждал, что надпись на ценнике вызвала откат к миазмам сознания. К невыносимому гадскому фону тех безымянных ноябрьских дней девяносто первого года.
