Костя оценил эту мерзотную энергетику, поступающую через подошвы ботинок, и решил, что с нас хватит. Тем более что по жилам разливалось мясное благополучие и белковое благоденствие. Пнул меня локтём и говорит:
– Давно ты публику не развлекал своими шизо-монологами.
– А что это такое? – залучилась Инга.
– Стоит ему открыть рот, можно включать диктофон, – заверил Ингу Костя.
Я был не против. Самого достало зловоние исторического момента. Плюс захотелось блеснуть перед дамами.
– Задайте тему.
– А зверинец на ВДНХ есть? – на первый взгляд невпопад ляпнула Дуська. Она и не собиралась ввинчиваться в контекст нашей беседы.
– Нет, – улыбнулся Костя. Он уже всё понял, наблюдая, как теплеют мои глаза.
– Ща сделаем! – подтвердил я.
Выгнал кончиком языка последнее волоконце свинины, зазевавшееся между резцами, прокашлялся и погнал:
– Итак, добро пожаловать в шизо-зоопарк. Зверей категорически не кормить! Руками не трогать, ногами не бить. Ибо руки и ноги могут оттяпать. Так как некормленые. Начнём с ряда неказистых клеток слева. Ёжжук – уникальный представитель то ли млекопитающих, то ли жёсткокрылых. Науке толком неизвестен, так как научным работникам в руки не даётся. Если его допекли, то улетает…
– Либо скручивается в клубок, если зажат в угол, – перебила Инга и лучисто рассмеялась.
– Верно. А это змеёжик.
– Скручивается в клубок и ощетинивается иголками, чтобы не размотали, – догадалась Инга.
– В следующей клетке живёт кролик зайцевидный.
Дуся, до сего момента делавшая лицо кирпичом, прыснула и забрызгала слюной честную компанию.
– Не смотрите на него так пристально. Ничего особенного. Просто очень вкусный, если с поджаренной корочкой, лучком и хреном.
– В следующий раз, друзья, в следующий раз, – заверил компанию Костя, – сегодня и так сыты. Божьим промыслом…
– В клетках справа: хорёк-горбунок, мышка-панда и попехвост чешуйчатый – этих можете рассматривать, если не прячутся.
Публика ржёт, а я перехожу к птичьим.
– Ведрозд – это крупная птица. Да, ростом с ведро. Слововей – эти, в отличие от обычного соловья не поют, а былины рассказывают. Сказки на ночь. Лгусь быкновенный… Этому ежели не верить – забодает. Голосова́…
– Голосова́? – уточнил подозрительный Костя.
– Да, вполне себе такая. С активной гражданской позицией. Нудятел…
– Нудятел? – переспросила ошарашенная Инга.
– Нудятел, – подтвердил я, сверкая и рисуясь в лучах Ингиного восторженного взгляда.
– Значит, нудятел?
– Ну… Сами понимаете. А вот здесь под стеклом вашему вниманию предлагается уникальная монография «Экскрементальная орнитология» – определение видов птиц по помёту.
– Шикарно! – Инга впервые в жизни готова меня обнять.
– Да ладно, все птичьи какашки одинаковые, – не врубилась Дуська.
– А что у нас с обезьянами? – торопит меня Инга.
– С ними всё в порядке, – тяну резину и подбираю слова. – Вот, к примеру, грубезьяна. Груба и неотёсана.
– А облезиана, хоть и облезлая, но мила́ и нежна? – пробный шар Инги на моём поле снискал поощрительное похрюкивание уважаемой публики.
– Мартышка-беспортышка, – держу удар и восстанавливаю статус-кво. – Верно, обыкновенная мартышка. Без портков. Ничего особенного.
– Ну а где что-то особенное? – наступает Инга.
– Как где! – округляю глаза, и обвожу рукой соседний куст, словно это прелюбопытнейшая клетка. – Познакомьтесь, это неразгибон!
– О! Это великая обезьяна! – подыграл Костя.
– Вы думаете, ему сложно разогнуться? Ха! Просто это не раз гибон, не два гибон и даже не три гибон, а целое семейство неразгибонов.
