Надо было заржать, но не смеялось.
– Следующим придёт поколение законченных индивидуалистов и пофигистов, однако, уважающих индивидуализм и пофигизм соседей. Толерантность – бич грядущего общества.
Несмотря на изрядный дурман в башке, Белов ни разу не запутался в русском языке.
– Мы перестанем дружить, жениться и заводить детей, – спрогнозировал он.
– И вот тогда люди окончательно разбредутся по своим углам, – резюмировал Серов. – Спрос будет только на однушки!
– И нация, как общность людей, окажется низложенной, – предсказал Костя. – Уткнётся в демографический и идеологический тупик.
– Немцы проложат в Россию пивопровод через Чехию с разводкой по всем квартирам в новостройках, – ляпнул я в своём духе, ибо быстро утомляюсь от серьёзных разговоров.
– Как ты сказал? – хором переспросили Серов, Белов и пришедший в промежуточную кондицию Чернов.
– Пивопровод. Ну и обратную нитку для слива пены.
– Зачем? – не секли несостоявшиеся красные директора́.
– Чтобы пену обратно отводить, – опустив голову, тихо твердил я. – Ибо не фиг нас вспенивать!
Костя лоснился гордостью за опереточный бред приятеля.
– Неудобно же по городу по пояс в пивной пене передвигаться. Да и сивушный за́пах опять же, – закончил я и застенчиво осмотрелся.
Реакция была противоречивой. От почти никакой до вежливой. Я было подумал, что после такой репризы меня отлучат от коврижек. Но на первый раз обошлось.
– Кстати, пора бы и нам разбрестись по своим углам, – напомнил практичный Серов. – У Эльвиры вон сын один дома.
– А заодно пора бы уже задуматься, где провести студенческие каникулы20, раз не получилось всем вместе загулять в ночь с тридцать первого декабря на четырнадцатое января, – напомнил Чернов.
– Так вроде ж решили в Турцию махнуть, – перепугалась Эльвира, которая уже и купальничек для джакузи выбрала на заказ в каталоге.
– То была фигура речи генерального директора, – терпеливо разъяснил директор финансовый.
Ярость схлестнулась с обидой. Секретаршино сердце подпрыгнуло и забилось в падучей, выдавая желудочковые экстрасистолы. А безупречно накрашенное лицо озарилось бордовой красой во всю ширь башкирских скул.
– Увы, Эльвира, – развёл руками Белов, – продолжайте работать над этим. У вас всё получится.
Девушка обожгла собеседника взглядом, преисполненным животной ненависти. Эльвиру достали намёки на её связь с генеральным. И то, что именно финансовый директор зарубил смету на зарубежный отдых, Эльвире было очевидно.
А ведь ей, управляющей всеми этими коробчонками с западными брендами, но отнюдь не владеющей ими, приходилось жить вдвоём с сыном на скромную зарплату и микроалименты, которые лишь недавно удалось отсудить. И что она в своей жизни видела кроме одних и тех же пьяных рож? Эльвире было сложно свыкнуться с мыслью, что растерзана очередная мечта.
– Кстати, а почему не получилось махнуть на Новый год? – нескромно переспросил я Чернова.
– Мечтали об этом, но подвели логисты, – с готовностью отозвался тот. – Два контейнера с товаром ждали во второй половине декабря, а брокеры растаможили только после Рождества. И знаешь почему?
– Нет.
– Случился анекдот. Изменилось наименование страны назначения. Пришлось срочно переоформлять все доки. Чёрт знает что.
Мы с Костей переглянулись. Автор того анекдота, некто Горбачёв М. С. уже в первые дни, последовавшие после его «подвига», набрал сотни проклятий в свой адрес. Это был только один из конкретных примеров. Причём, наверняка далеко не самый драматичный.
