Стоящие свыше. Часть IV. Пределы абсолюта - страница 17

– Спасибо, что предупредил, – кивнул Славуш и задумался.

К вечеру Огненный Сокол не вернулся на заставу, а капитан штрафников еще в обед хлопнул Волчка по плечу и сказал, что дает ему пять дней отпуска. И даже разрешает уехать чуть пораньше, потому что почтовая карета из Волгорода пойдет в восемь вечера – если хорошенько заплатить, можно добраться до Хстова к рассвету.

Волчок подумал, что вернуться в Хстов с Огненным Соколом было бы правильней. Хотя бы послушать, о чем он будет говорить со своими гвардейцами. Но за день Волчок извелся мыслями о Спаске, и никакой здравый смысл не мог заставить его подождать. То, что она не попала в руки храмовников, вовсе не означало, что она не попала в руки болотников. Да и время уже прошло – Огненный Сокол мог просто не знать, что его старания напрасны.

Попутчиков в почтовой карете набралось множество, четыре сидячих места были заняты солидными волгородцами, еще пятеро – попроще, из прислуги – сидели у них под ногами, и Волчок примостился на полу у самой двери, под недовольное шипение остальных. С плаща капало, и толстый купец, сидевший с краю, ворча отодвигал ноги в сухих башмаках под сиденье.

– Нигде покоя нет, рассядутся тут, воду заранее не стряхнут…

– Дядя… – Волчок поднял голову. – Щас на мое место сядешь.

Купец примолк, продолжая недовольно шевелить губами. Спать это не помешало – Волчок, так и не нашедший времени покемарить на заставе, откинул голову на дверь и уснул, едва карета тронулась с места.

Нет, толком отдохнуть в дороге ему не пришлось – в карете было душно, в спину упирался угол филенки на дверях, снизу дуло, голова падала на грудь, а еще его как бы невзначай пихал ногой сидевший рядом паренек – наверняка чтобы Волчок не храпел.

Путь показался слишком долгим, хотя по ровной дороге кони скакали резво и меняли их дважды. Как Славуш мог так просто уехать из Хстова? Не ему ли доверили «самое дорогое»? Почему не перевернул весь город, почему не поднял на ноги весь замок? Волчок и сам понимал почему, но не мог с этим примириться. И знал, что нет ничего хуже вынужденного бездействия, однако Славушу не сочувствовал и даже злился на него.

Вряд ли Спаска воспользовалась почтовой каретой, наверняка шла в Хстов пешком. Сердце сжималось от страха, когда Волчок представлял ее ночью на болоте – одну. Кто охранял ее, когда она колдовала? Когда не видела и не слышала ничего вокруг? Несколько часов в карете показались еще более мучительными, чем день, проведенный на строительстве гати, – там хотя бы можно было отвлечься.

В Хстов прибыли еще затемно, под проливным дождем – Волчок бежал через весь город по глубоким лужам, по грязи немощеных улиц, через сумрак пустынных площадей. Он плохо представлял, что станет делать после того, как расспросит мамоньку, и пытался убедить себя не терять голову – лучше от этого никому не будет. Но в глубине души знал, что голову давно потерял и думать спокойно и трезво у него не получается. Он вдруг понял, что не всесилен, что одного желания найти и защитить Спаску мало… И можно принести в жертву хоть десять собственных жизней – никому эта жертва просто не понадобится.

Волчок дернул на себя запертую дверь – колокольчик на дверях в «Пескарь и Ерш» звякнул особенно звонко, а от удара посильнее и вовсе зашелся, захлебнулся своим язычком. На ночь мамонька запирала дверь.

Сквозь мозаику окна был виден свет из кухни – мамонька не спала и, услышав колокольчик, заспешила к двери. Изнутри раздавались звуки возни, шепот мамоньки, скрип двери в кладовку.