А вот и «оберштурмфюрер». Подошел к калитке, расстегнул кобуру и, вынув из кармана пачку немецких сигарет, принялся угощать его, «унтер-офицера». Эту сцену и увидел из кабины немецкий ефрейтор, когда его машина остановилась возле усадьбы Лесича. Еще через мгновение из кузова выпрыгнул рядовой вермахтовец, а за ним и сам хозяин усадьбы.
Беркут и Мазовецкий недоуменно переглянулись. Появление здесь Лесича было или подарком судьбы, или черной вестью о хорошо продуманной немцами операции. Случайность казалась невероятной. Как истинный служака, ефрейтор вышел из кабины и, став по стойке смирно, отдал им честь.
– Возьмешь солдата, – вполголоса бросил Беркут Готванюку. – А ты, унтер, – водителя. Живым.
Крамарчук и Корнев добрались до усадьбы Кравчука примерно за полчаса. К хате скрытно подходили по пологому подковообразному склону возвышенности, щедро поросшей травой и мелким кустарником. Весь этот уголок села был необычайно красив, и Николаю даже стало досадно, что такому негодяю выпало жить среди такой удивительно живописной природы.
– Ты мне одно скажи: как, живя в этом раю, можно было продавать людские души? – словно бы угадал его мысли Корнев.
– В раю их в основном и продают, – проворчал Николай. – Главное, чтобы больше он этим раем не любовался. Беспощадно, но справедливо, как любит говорить Беркут.
Они залегли за кустами малины и несколько минут наблюдали за подворьем, на котором хозяйничала не в меру располневшая женщина лет сорока – сорока пяти.
– Только бы эта лахудра шума не подняла, – вздохнул Корнев. – Иначе придется…
– Не придется, – резко оборвал его Крамарчук. – Не трогать. И так Богом обижена.
Выждав еще минутку, он вышел из-за кустов и, так ничего и не объяснив товарищу, не спеша, как бы прогуливаясь, направился по тропинке во двор. Еще не уловив его замысла, Корнев тем не менее тоже, не колеблясь, поднялся и пошел следом.
Увидев их, женщина на какое-то мгновение застыла с миской в руках, из которой кормила кур. По мере того как эти двое приближались к ней, женщина все больше съеживалась, делалась мельче и неприметнее, словно надеялась остаться незамеченной.
– Бог в помощь, хозяюшка, – почти приветливо поздоровался Николай. – Господин Кравчук здесь проживает?
– Здесь, – испуганно сказала она. – Ефим, к тебе! – добавила неожиданно тонким голоском.
– Кто? – сразу же появился на пороге хозяин. Он был в штатском, но из-за пояса брюк выглядывала рукоятка пистолета, которую он небрежно прикрывал ладонью.
– Почет и уважение, господин Кравчук. Из Подольска мы, из полиции. Срочное дело, – не сводя глаз с пистолета, уверенно шел на него Крамарчук. – Есть приказ шефа гестапо…
– Кого, кого?! – недоверчиво переспросил Кравчук, ступая ему навстречу. Это был приземистый мужичок лет пятидесяти, с обвисшими плечами и землистым лицом. Под вышитой, посеревшей от пыли и пота рубахой, словно ворованная тыква, несуразно выпирал живот.
– Шефа гестапо, – уже более сухо повторил Крамарчук, ощущая в слишком пристальном взгляде агента воинственное недоверие. – Мы от него. Однако хотелось бы поговорить без хозяйки, – взглянул на женщину. – В доме что, гости?
– Нет там никого, – ответил Кравчук и так же пристально посмотрел на Корнева, который уже стоял чуть позади Николая. – Вас тоже не ждали. Но коль уже во дворе… то прошу, прошу… – заулыбался Кравчук и вдруг, не переставая улыбаться, схватился за пистолет. Выстрелить он все же сумел, однако Николай успел отбить руку и, выхватив из-за пояса нож, ударил Кравчука в грудь.
