Я нахмурила лоб, что-то такое вспоминая, встала с шаткой табуреточки, которую никак не могли заменить за последние лет пятнадцать, и достала с полки духи Ленуси, которыми мы с Викусей в пятницу набрызгались ей назло.
– Нотки дыни, гибискуса и сандалового дерева, – прочитала я на упаковке.
– Нотки дыни. Вот тебе и бахча, – протянула Викуся.
Мы переглянулись и расхохотались.
– Чего ржёте, кобылы? – поинтересовалась коровоподобная Ленуся.
– Бахча, – загибаясь от хохота, – пропищала Викуся.
– Ага, бахчисарайская, – закатывалась я.
– Дуры, – пожала плечами Ленуся, скрываясь в подсобке.
Колокольчик над входом тоненько тренькнул, и в «Торжество» вошёл тролль с малой свитой. Мы заткнулись и вытянулись по стойке «смирно».
– Э, дядя Тарик, – первой опомнилась Викуся, – рады вас видеть. Можем мы что-нибудь для вас предложить? Можем чем-то помочь?
– О! – он словно не ожидал нас тут увидеть и явно обрадовался встрече.
– Здравствуйте, Виктория, добрый день, мой, ангел, – чуть поклонился он мне, – но помощь нужна не мне, а моей, гм, племяннице, – и он вытолкнул из-за спины столь прозрачное существо, что я не сразу рассмотрела, кто это.
В центре узкого прохода между рядами стоек с одеждой стояла тонкая и звонкая девушка лет восемнадцати, миловидная, с красиво уложенной чёрной косой, добрыми чёрными глазами, в джинсиках и чёрной маечке, под стать нам, но худющая, как трубочка для коктейля.
– Испортила на выпускном платье шампанским, попыталась отстирать и отгладить и испортила окончательно. Расстроилась, бедняжка. А я сказал, что это не повод для расстройства. Правда же? – обратился он к нам за поддержкой.
– Ну, конечно, не повод! – тоном знатока согласилась я, – у нас прекрасный выбор платьев. Можем подобрать похожее, или совсем новое, для разнообразия.
Девчонка смущённо улыбнулась. Викуся окружила её вихрем заботы и утащила выбирать наряды и в кабинку. Охрана выдвинулась за периметр бутика.
У кассы остались только мы с Тариком.
– Прекрасны, как утренняя роза, – шепнул он.
– Или как дыня, – не удержала я рот на замке.
Он хитро на меня глянул и вдруг широко улыбнулся.
– А вы знаете, мой ангел, как красивы дыни ранним утром, покрытые горным туманом и капельками росы, золотящиеся в первых лучах солнца тёплыми янтарными боками с тонкими изумрудными прожилками?
– Н-не, – обалдело вымолвила я, не подозревая в тролле такой поэтичности.
Мы уставились друг на друга и вдруг смущённо улыбнулись. Не было у него никакой бородавки!
– Мама работала на бахче нашего соседа. Я до сих пор помню этот божественный и родной запах. Мама была сущим ангелом. Как вы.
– Ну, что вы. Какой там ангел! Как ваша голова?
– Болит. Ей не хватает ласковых женских рук.
– В нашей травматологии…
– Нет-нет! Никаких травм! Это душевная рана!
Я метнула на него взгляд из-под ресниц такой же тонкий и острый, как они.
Он уже вжился в роль базарного милашки, этакого соблазнителя с гор, и плотоядно оглядывал мою рабочую форму, пытаясь угадать за ней формы тела.
– Мы, кажется, закончили! – звонко сообщила Викуся.
Мы обернулись. Девчонка вышла в тёмно-голубом коктейльном платье с изящной белой вышивкой по бокам, подчёркивающим стройность, и жемчужной отделкой широкого круглого ворота.
– Отлично! – одобрила я.
– Хорошо, – кивнул Тарик.
Я отбила ему чек. Он протянул мне две бумажки, с которых я должна была сдать ему три.
– Не стоит. Купите себе с Викой вкусненького к чаю, – отказался тролль от сдачи, – может, и меня пригласите, – и он уставился на меня с ожиданием.
