Страх и его слуга - страница 24
Должна признаться, родственник, я не понимаю, зачем нужен этот допрос. Да еще по прошествии стольких лет?
Меня никогда не интересовала Калемегданская крепость. Да и с чего она могла бы меня интересовать? Я чувствовал усталость после бессонной ночи, встречи с регентом и его скучных вопросов. Меня беспокоил пурпурный. Но хотя бы с вампирами теперь все стало ясно. Хотелось спать.
Стоило мне задремать, как Шмидлин разбудил меня и повел на экскурсию. Он не закрывал рта. Сначала история крепости: римский Флавиев IV легион, который был выбит отсюда гуннами, потом византийцы, их вытеснили венгры, потом сербы, их прогнали турки. «А нас? Кто заставит убраться отсюда нас», – спросил я Шмидлина. Он не ответил и продолжал куковать:
– Известно ли вам, что Белград это приданое? Сербы не захватили Белград, они его получили в качестве приданого вместе с венгерской принцессой, которую взял в жены король Драгутин.
Брак иногда стоит свеч. Это его единственное достоинство.
То, что существует два вида крепостей и что Белград некогда относился к первому, признаюсь, я не знал. По словам Шмидлина, укрепленные города (а укреплены все города, поэтому можно было бы просто сказать: города) делятся на города христиан и города крестоносцев. Как? Города христиан слабо защищены крепостными стенами, их окружают мелкие рвы, бастионы расположены вразрез с правилами стратегии, орудия годятся только для ближнего сражения, но зато гарнизон многочисленный, воинственный и непобедимый. Что же касается городов крестоносцев… но это лишь слово, подчеркнул барон, не более того, и на основании этого слова мы ни в коем случае не должны делать вывод, что крестоносцы не были христианами или, еще хуже, что крестовые походы не были христианским предприятием. Итак, города крестоносцев были укреплены самыми прочными, самыми высокими и самыми толстыми крепостными стенами, самыми глубокими рвами, самыми дальнобойными орудиями, а коль скоро они были такими, то и не требовали многочисленного гарнизона, который в Святой земле было попросту невозможно обеспечить, поэтому эти города и оставались пустыми. Хорошо, Шмидлин не совсем так выразился, но суть была в том, что Акру, Яффу, Аскалон, Сафед, Самарию и даже сам Иерусалим попросту некому было защищать, тем более что даже сами строители больше полагались на камень и штукатурку, чем на людей. В таких мощных и защищенных крепостях больше всего было отпетых наемников и трусов, которые верили не в себя, а в архитектуру. И меньше всего в доброго Бога (так он сказал).
Во времена Яноша Хуньяди Белград был таким христианским городом, что более христианским и быть нельзя, сообщил нам барон, а сейчас, ей-Богу (так он поклялся), стал городом и христиан, и крестоносцев.
Потом он выкатил грудь, насколько позволил его живот:
– Вы должны увидеть цистерну. Это шедевр современной архитектуры. Мы строили ее двенадцать лет. Закончили пять лет назад.
Мы прошли через Королевские ворота, за которыми сразу справа был вход в помещение, где находилась цистерна. Внутри было влажно и душно, хотя день стоял солнечный и теплый. Мы вошли через широкий коридор, со сводов которого капала вода. По левой стене, в трех полукруглых нишах, горели три факела. Всего в нескольких шагах от входа, с правой стороны, находилось еще одно помещение небольшого размера. Я заглянул туда. Внутри было три источника с водой. Я последовал дальше по коридору и оказался в большом зале с высокими сводами. Там все было мокрым. Зал освещали десятки факелов. В центре была огромная дыра, вокруг дыры – ограждение. Несколько ступеней вело к круглому возвышению вокруг нее. Троица из комиссии уже стояла наверху и пялилась вниз, а Шмидлин рассказывал о размерах цистерны. На дне дыры, как я предполагаю, была вода, но мне не хотелось подниматься и смотреть туда.