– Спокойно. Спокойно, – осадил меня Карим, – никто и не заметил моей съемки, потому что я снимал вот этой камерой.
И Карим положил передо мной на столе миниатюрную фотокамеру, способную уместиться на половине ладони.
– Шпионская камера, – похвастался он, – а пленка чувствительностью в семьсот дин. Можно снимать в полумраке.
– А где же снимки?
– Сохнут в лаборатории.
Мы спустились с ним в фотолабораторию, и он снял с глянцевателя полдюжины фотографий, на которых красовалась моя Светлана за одним столом с Барановым. Я забрал у него все фотографии и заставил его уничтожить фотопленку.
Мне нужно было срочно увидеться с братом и рассказать ему обо всем случившемся. Я вспомнил, что брат собирался повезти японцев на кладбище для панихиды.
– Послушай, – обратился я к Кариму, – если у тебя сейчас нет срочной работы, то я могу взять тебя с собой на японское кладбище. Сейчас там начнется возложение венков на могилы бывших военнопленных членами общества «Ангара-кай». Пока я буду брать у них интервью, ты бы смог сделать несколько трогательных кадров.
Карим тут же согласился. Пока он заряжал камеру, я вызвал из гаража машину агентства печати.
По дороге я не удержался и еще раз посмотрел на фотографии. Баранов сидел за столом в артистической позе, держа двумя пальцами бокал с шипучим напитком. Вина он не употреблял и был вегетарианцем. Это все знали. Да, артистизма и аристократизма ему было не занимать. Белокурая бестия. Его тщательно ухоженная прическа, вельможные манеры никогда не оставались не замеченными прекрасным полом. Не то, что кондотьер моего брата Козлов. Тот больше походил на орангутанга. А по своему простодушию – на слона. Но Светлана? Светлана! Как она могла стать такой двуличной, начать вести двойную игру? Ради чего? Даже на этой фотографии она выглядела чертовски привлекательной. Но что ею двигало, чтобы так предательски действовать против моего брата? А брата я очень подвел. На фотографии глаза у Светланы выглядели несколько испуганными. Но это только добавляло ей шарма.
– Красивая девочка, – заметил Карим, заглянув через мое плечо с заднего сидения.
Я спрятал фотографию и обратился к водителю:
– А поживее вы не можете? Этак мы приедем уже на пустое кладбище.
Шофер и так вел машину на предельной скорости.
Когда мы прибыли на кладбище, панихида уже была в самом разгаре. Японцы зажигали на могилах свечи и курительные палочки. Ряды белых надгробных плит с именами умерших в плену японцев заполняли довольно обширную поляну среди березового леса. Мой брат помогал японцам расставлять свечи. Эта мирная атмосфера кладбища подействовала на меня успокаивающе. Карим принялся щелкать фотоаппаратом с разных точек. Чтобы им не мешать, я в задумчивости бродил среди каменных плит, читая машинально имена умерших.
Но вот мой взгляд натолкнулся на знакомое имя – солдат второй статьи Синдзи Фукуда. Где-то раньше я уже слышал это имя. Так и есть. Этим именем мне представился тот ночной посетитель, крепыш с короткой стрижкой, самый молодой из них, который за всю беседу не проронил ни слова. Я от неожиданности опустился на колени и стер ладонью пыль с металлической пластинки, прикрепленной к каменной плите. Точно. РЯДОВОЙ ВТОРОЙ СТАТЬИ СИН¬ДЗИ ФУКУДА. Я не мог ошибиться. От волнения у меня даже выступила испарина на лбу. Я стал пристально рассматривать другие могилы и вскоре обнаружил такие металлические пластинки с именами и званиями: ФЕЛЬДФЕБЕЛЬ ТАРО МОРИ, УНТЕР-ОФИЦЕР ХИРОСИ МАЦУЯМА. Да! Точно! Того пожилого звали Мацуяма. Я поманил пальцем Карима и заставил его сделать снимки этих трех могил. Затем на обочине я нарвал полевых цветов и положил им на могилы.
