Страна пирамид. Новейшие открытия археологов в Египте - страница 9

Любопытно, что постройка Хаемуаса в северной Саккаре вплотную примыкала к более ранней сырцовой конструкции размером 25 × 22 метра. Сделанные в ходе раскопок находки – кирпичи с именами Аменхотепа II и Тутмоса IV, более двадцати стел с именем все того же Тутмоса IV, черепки дорогих сосудов с росписью голубой краской, фрагменты расписанной штукатурки, фаянсовых изразцов и золотой фольги – все свидетельствует, что это был, скорее всего, небольшой дворец, выстроенный в середине XVIII династии. Из знаменитой «Стелы сна», установленной при Тутмосе IV в лапах великого Сфинкса в Гизе, нам известно, что, будучи царевичем, Тутмос любил проводить время в пустынях близ Мемфиса, забавляясь стрельбой из лука и охотой. Не была ли сырцовая постройка, обнаруженная японцами, одним из царских «охотничьих домиков» на окраине великого столичного некрополя, где останавливался будущий Тутмос IV и другие члены царской семьи во время спортивных утех? Увы, сегодня это вряд ли получится выяснить. Теперь только камни и кирпичи достоверно знают, свидетелями каких событий они были.

Хаемуас хотя и остается наиболее известным древним египтянином, чей интерес к прошлому приобрел практический характер, однако интересоваться древними памятниками жители долины Нила, конечно, стали задолго до него. Если оставить в стороне грабежи древних могил, которые происходили постоянно, и так называемые «бабушкины сервизы», под которыми в археологии понимают предметы предыдущих поколений из относительно недавнего прошлого, по разным причинам попавшие в более поздние комплексы (например, каменные сосуды с именами раннединастических царей под пирамидой Джосера), первые яркие примеры использования древних памятников в новых контекстах с целью связать прошлое и настоящее относятся, пожалуй, к эпохе Среднего царства.

Проблема восприятия египтянами своего прошлого и того, как оно менялось на протяжении тысяч лет, – это тема для отдельного большого разговора[19]. Однако стоит отметить, что в развитии интереса жителей долины Нила к памятникам древности, как и вообще в развитии древнеегипетского мироощущения, значительную роль сыграл первый крупный кризис централизованного государства. Он пришелся на годы так называемого Первого Переходного периода (около 2216/2166–2025/2020 гг. до н. э.), который сами египтяне именовали просто – «время болезни»[20]. Симптомами этой «болезни», по мнению древних, стали экологический кризис, натиск чужеземных племен, социальные катаклизмы и, в частности, первые массовые грабежи в некрополях. Первый Переходный период отделил мир Древнего царства от всей последующей истории нильской долины, навсегда изменив и самих египтян. Время разделилось на «до» и «после», и ощущение истории уже никогда больше не обладало той внутренней цельностью, которая, как кажется, присутствовала в египетском мировоззрении изначально. Памятники, созданные до «болезни», приобрели со временем особое значение и стали восприниматься как древние.

Первые тексты, повествующие о реставрации памятников прошлого, относятся уже к Первому Переходному периоду, а в эпоху Среднего царства они стали обычными. Это и понятно. Египтяне воспринимали историю как череду правителей. Даже если очередной царь не находился в родстве с предыдущей династией, он называл всех предшественников на престоле своими «отцами». То же самое было справедливо и для правителей областей, так называемых номархов. «Сын» должен заботиться о памяти «отцов», но поскольку бурные события Первого Переходного периода во многом разрушили традиционные социальные институты и связи, в том числе династические линии наследования, и привели к власти правителей, легитимность которых нередко основывалась лишь на военной удаче, разорванную цепь времен требовалось восстановить. Выполнению этой задачи и служила начавшаяся по всему Египту еще во «время болезни» активная реставрационная деятельность.