– Мои утверждения? – уточнила Маринэ.
Грубанов вернулся к решетке.
– Нет, все происходящее. И… и давно ты сидишь?
– Восемьдесят лет.
– Сколько? – растерялся Николай. – Наверное, мне показалось…
– Восемьдесят, – повторила девушка. – Я нетленная.
– Какая-какая? Нетленная? – переспросил мужчина, а сам подумал: «Похоже, у девчонки кукушка поехала!»
– Долгоживущая, – между тем пояснила та.
– А-а-а, так ты типа из этих, – Николай усмехнулся, – из эльфов.
– Все верно, из эльфиек. А ты, значит, мужчина… Нечасто здесь бывают такие гости.
– Я вообще не понимаю, за что меня сюда бросили и кто дал им такое право!
Маринэ хмыкнула:
– Бросили за то, что ты мужчина, неужели не понятно? А право им дали темные боги.
– И долго мне тут сидеть? Восемьдесят лет я точно не выдержу.
Невидимая собеседница негромко рассмеялась:
– Нет, глупый, не долго. Скоро ты выйдешь отсюда…
– Слава яйцам!
– …но я не уверена, что ты будешь этому рад.
Николай насторожился, по спине пробежал неприятный холодок:
– В смысле?
Эльфийка засмеялась чуть громче:
– Госпожа Гелигвин собирается сделать тебе предложение… от которого ты не сможешь отказаться.
– В смысле? – как попугай, повторил Грубанов.
Но ответить Маринэ не успела – по коридору разнеслись тяжелые шаги надсмотрщицы.
– А ну, заткнулись оба! – проревела перекаченная баба-мужик. – Иначе засуну каждому в пасть по вонючему кляпу, а руки-ноги скую кандалами. Будете лежать и подвывать друг другу, как облезлые шавки. – И палкой «прошлась» по решеткам обеих камер.
А Николай решил расположить к себе суровую охранницу.
– Да мы просто о погоде разговариваем, – используя все свое врожденное обаяние, сладким соловьем пропел он, – чудесная нынче…
– Заткнись! – не оценила его трели громила.
Мужчина решил промолчать, а то вдруг она и правда наденет на него кандалы?
– Вот так-то лучше, – вслушиваясь в тишину, оскалилась та. – Сидите молча и не отсвечивайте, и может быть я сжалюсь… и принесу вам пожрать.
Николай встрепенулся – желудок давно завывал от голода.
– Да-да, мне бы покушать, – тихо и неуверенно проговорил он. – И воды…
Собравшаяся уходить надсмотрщица остановилась. Окинула Грубанова изучающим взглядом.
– Не покушать, а пожрать. Ладно, уговорил. Скоро притащу, не уходи никуда, – великодушно смилостивилась она. А от следующих слов желудок Николая сжался в детский кулачок: – Уверена, сегодняшний обед ты запомнишь на всю оставшуюся жизнь.
Испуганно выпучив глаза, Грубанов замотал головой:
– Не-не-не! Я только что подумал – пора начинать худеть! Сейчас как раз самый подходящий момент! Можно просто воды?
– Жди, – расстроилась бабища. – И если я услышу от вас хоть одно слово…
Баба-мужик удалилась.
– А ты молодец, что от еды отказался, – практически беззвучно прошипела Маринэ. – Здесь кормят отвратительной гадостью – живыми червями и личинками, тухлыми яйцами и сгнившей рыбой, корой деревьев… и прочим дерьмом. Нет, со временем, конечно, привыкаешь, особенно когда обед раз в несколько дней… Но дерьмо от этого не становится конфетой.
Николай, мысленно восславив богов, что послали ему абилку «Интуиция», тихо выдохнул:
– Ты так и не ответила насчет предложения, от которого нельзя отказаться.
Минуту стояла тишина. Мужчина даже заволновался, не случился ли с его собеседницей неожиданный эльфийско-сердечный приступ, как рядом наконец раздался знакомый шепот:
– Пусть это будет для тебя сюрпризом.
