Почему сам не мог додуматься? Зачем-то с Хлебниковым к ней полез, а что ей Хлебников?
Покосился Ксении вслед, как она идёт через луг… Ладно, пора продолжать. Как в городах молодёжь говорит – говорила? – «ломить».
Нижнее дерево мы застропили заранее, вместе со вторым.
Выдернули быстро. Клязьма потащила лениво колыхающуюся белую груду вниз, мы устало и бездумно смотрели на проплывающих мимо нас бывших людей.
«Так до Владимира и пойдут, – подумал я. – То-то работы там будет. А ведь действительно – нет никого. Ни спасателей, ни полиции. Что произошло?»
Я пытался рассмотреть версии и разбудить в себе мрачные фантазии, но измученное сознание отмахивалось. О полиции всерьёз я не думал. Сначала обманывал себя сам, а потом признался. Сам себе. Не слышно обычного шума поездов с железной дороги, не пролетел ни один самолёт. А до обеда их с десяток пролетало над нами каждый день. Да и не до версий сейчас. Солнце пекло беспощадно, удушливый гнилостный запах чувствовался всё сильнее. Надо было собирать и увозить трупы с берега.
Аркадий пошёл за живопыркой – самодельным грузовичком без кабины, а мы принялись стаскивать тела к дорожке.
– Серёга, мы как эсэсовцы.
– Да, я тоже подумал. Главное, привыкаешь быстро, офигеть можно.
«Овощанка» лежала, накрытая тканью, – её края были тщательно подоткнуты под тело, чтобы не растрепал ветер.
Ксения закрыла, больше некому. Запомнила, мешковину принесла. Не побрезговала.
– Девочка у тебя золотая, Николаич, – сказал Серёга, когда привезли и разгрузили тела на краю ямы, – но тяжело с такой.
– Да, золотая. Упрямая только. И мнить стала много о себе, перед зеркалом всё крутится. Мы первого мальчика ждали, уже и имя приготовили, а родилась она. Так и называть стали Санькой, в шутку.
– Пошли снидать, – сказал Сергей. – Нет, сначала в баню. Война войной, а обед по расписанию. На том берегу после уберём. А запашок тянет уже, дай боже. Жарко.
За обедом все молчали. Армен несколько раз порывался высказаться, но сдерживался. Сергей допил молоко, поставил кружку.
– Радио с телевизором так и не работают?
– Нет. И мобильные молчат.
Молчание радиостанций холодило кровь.
Это как если бы в назначенные сроки не взошло солнце.
– Что же могло случиться, Сергей Саныч? – спросил Ильяс. – Как вы думаете? Эпидемия? Война? Надо ехать на разведку.
И, как по сигналу, все загалдели:
– Надо ехать, всё узнать! Где все? Где полиция, где спасатели? Почему радио и телефоны молчат?!
– Зачем мы тела убираем? Полиция приедет расследовать, а ничего нет!
– Что с моими? Я не могу до них дозвониться!
– Поедем, разведаем. Тот берег уберём и поедем. Иначе задохнёмся здесь, – сказал Сергей.
Никто до этого не называл Сергея по отчеству и на «вы», но обращению Ильяса никто не удивился. Я задумался – а как же мне теперь? В общем-то, меня по имени-отчеству совершенно бы не тяготило, но называть «Сергей Санычем» своего друга с пятого класса непросто. И вместе с тем в новой обстановке хлопать его по плечу «Серёгой» выглядело бы непонятной фрондой и детским садом. «Буду называть его на «ты» и «Саныч», – решил я.
– Спирька пришёл! – ворвался в двери Борис, поставленный на охране у въездных ворот.
– Голый? – спросил Серёга.
– Не голый. Одетый пришёл, сюда идёт.
– Лучше бы он приплыл, – сказал Сергей тихо, для одного меня.
