Страницы любви Мани Поливановой - страница 63
Ногам было холодно, надо бы сапоги купить, да уж теперь не до сапог!.. Митрофанова, кряхтя и держась рукой за стену, стряхнула мокрые ботинки.
Что же за жизнь-то такая началась?!. Трудная, неприкаянная.
Как будто с петлей на шее.
Настороженно заглядывая за все углы, как в кино, где бравые ребята в камуфляже и с автоматами тоже заглядывают за все закоулки и врываются куда-нибудь непременно на счет «три», Митрофанова на счет «десять» добрела до кухни.
Тут тоже горел свет, и холодно было так, что застучали зубы, – окно открыто настежь, и на подоконнике и на полу растеклась лужа от растаявшего снега.
В холодильнике, ледяном и пустынном, обнаружилась банка маминого абрикосового варенья, бережно и трепетно хранимая, половина привядшей луковицы в пакетике, «тунец в масле» и одно яйцо.
Митрофанова захлопнула холодильник – чего в него смотреть-то без толку? – покосилась на окно, за которым было черно и от этого страшно, села к столу и пригорюнилась.
Значит, каков итог сегодняшнего дня?..
Анна Иосифовна вызвала ее и почти указала на дверь – да, да!.. Пусть это не было сказано словами, но Екатерина Митрофанова поняла именно так.
Ты наделала непростительных ошибок и должна за них поплатиться.
Увольнение Берегового только первая из них. Она была почти уверена, что, как только вернет уволенного начальника IT-отдела на работу, Анна Иосифовна найдет изящный, совершенно необидный способ избавиться от нее самой.
Что-то было сделано не так. Что-то такое, чего директриса никогда ей не простит.
Где она, Екатерина Митрофанова, умная, жесткая, осторожная, могла просчитаться? Что именно она упустила – да так, что теперь никак не может поймать?!
И Стрешнев!..
Последние дни он ведет себя странно, как будто залег на дно и чего-то выжидает. Избегает ее, почти не звонит, на совещании помалкивал, и когда Анна Иосифовна за что-то ему пеняла, только улыбался совершенно по-щенячьи и махал рукой – простите, мол, дурака, никак с мыслями не соберусь!..
Это на него совсем не похоже.
Он что-то знает и скрывает от нее, Кати.
Что это может быть?.. Убийство?.. Всплыли какие-то новые детали?.. Или они оба, и Стрешнев, и Анна Иосифовна, что-то узнали от Берегового, который кричал, что «она убивает людей»?! Что он мог им рассказать?! И когда и где они могли с ним встретиться так, что она, Катя, ничего об этом не знает?
Митрофанова закашлялась, в горле стало горячо и жестко. Она наклонилась и сунула лицо в ладони.
– Меня саму чуть не прикончили, – шептала она, раскачиваясь. – Вот прямо на пороге. Они же видели!.. И Маня, и Сашка!.. И теперь я должна звонить этому… который на все издательство орал, что я людей убиваю…
Она долго шептала и раскачивалась, но не плакала, а только мелко дрожала и время от времени приказывала себе не дрожать.
Потом выпрямилась, по-ефрейторски расправила плечи и повела подбородком.
В конце концов, трус не играет в хоккей, это она усвоила давно и четко.
Если нужно звонить и каяться и нету, нет другого выхода, значит, она будет звонить и каяться!
В конце концов, это просто работа. Обстоятельства непреодолимой силы, как пишут в договорах. Она, Екатерина Митрофанова, не может преодолеть эту самую силу и поэтому должна звонить.
Печатая шаг, она вышла в прихожую и достала из сумки телефон.
Можно себе представить, что именно испытает человек, которому она сейчас позвонит! Что именно и как именно он ей скажет.