…из деревни на воскресенье приехал папин брат – дядя Гриша. Он младше папы на три года, но тоже герой войны, разведчик, много раз прострелянный и награжденный. Родителей почему-то нет, я дома один, и дядя Гриша, чтобы занять время, начинает что-то мастерить из подобранного на соседней свалке деревянного ящика, в которых привозили в магазин овощные консервы. Он обстругивает дощечки кухонным ножом, потом как-то скрепляет их между собой, обивает жестяными лентами, снятыми с того же ящика, и вдруг эти деревяшки и железки превращаются в самые настоящие санки, которые я видел у одного мальчика из нашего двора и так мечтал на них покататься. Дядя Гриша одевает меня во все зимнее, так что я становлюсь похожим на шар, обмотанный маминым платком, привязывает к санкам длинную бельевую веревку и мы отправляемся в бесконечный счастливый путь по занесенным редким для Одессы снегом брусчатым мостовым и трамвайным линиям. Маршрут наш почти кругосветный – мимо Привоза, вокзала, Куликового поля, дальше 1-й и 2-й станции фонтанской дороги, и наконец, на Пионерскую улицу, где живет моя тетя с мужем и дочками, моими двоюродными сестрами…
…а раз зима, то это Старый Новый год в Переделкино у Окуджавы. Снега в том году навалило! Булат Шалвович ждал нас на даче, а я на своих раздолбанных «Жигулях» ждал у Белого дома тогдашнего премьера Егора Гайдара и вице-премьера Анатолия Чубайса. Десять часов, одиннадцать, пятнадцать минут двенадцатого, почти половина… Наконец они выбегают – молодые, азартные, и, как я понимаю, чуть ли не впервые пользующиеся служебной мигалкой, чтобы успеть домчаться в Переделкино до двенадцати. И светофоры все зеленые, и дорога свободна, и я что есть мочи жму на свою жигулевскую железку…И без двух минут двенадцать мы разливаем шампанское и рассаживаемся за новогодним столом у Булата Шалвовича…
…а вот мы с дочкой Машей в полупустой электричке Рочестер-Нью-Йорк, и проводник, напоминающий конферансье из голливудского фильма «Кабаре», лучезарно улыбаясь, объявляет: «Next stop Buffalo». А за окном вылизанная Америка с показательными игрушечными фермами и фермерами, и лошадки, как большие игрушки…
…лошади в горах Алатау, где Чингиз Айтматов праздновал свой день рождения и я оказался среди приглашенных. Мы скачем по самому краю обрыва, и я, кусая губы от боли, из последних сил сжимаю ногами бока своей бесседлой лошадки, а она, наверно, понимает это как поощрение и несется, несется… Когда спрашивали, кто в седле, кто без, я легко и беззаботно согласился на «без седла».
…когда деду было уже за восемьдесят, он все равно работал в своем колхозе: то за почтой ездил в райцентр, то развозил по летним пастбищам огромные звонкие бидоны для молока. Телега всегда стояла во дворе, возле дома, а за лошадью нужно было идти на конюшню, за полкилометра. Эти полкилометра можно было проскакать верхом, что я и делал в те редкие разы, когда дед был в хорошем настроении и разрешал. И вот тогда седлом становилась какая-то тряпка или старый ватник, прикрывающие спину костлявой лошадки. Трудно было заставить лошадку двигаться, но еще труднее было ее остановить. Хитрая эта лошаденка, разогнавшись и совсем не подчиняясь «лихому наезднику», норовила проскочить открытые дедовы ворота, где ее впрягли бы в приготовленную телегу, и доскакать до кукурузного поля на другом конце деревни, чтобы полакомиться сладкими восковыми початками…
