С каждым приходом в филармонию результаты подсчетов были разными, поскольку количество труб в органе было величиной по- стоянной, а количество лысых в зале менялось.
Наступил счастливый момент: мама продала инвалидную коляс- ку и на вырученные деньги купила Глебу настоящий двухколёсный велосипед, который сыном был освоен через два дня, четыре синяка
и восемь ссадин, полученных в результате падения. Арифметическая прогрессия – сам себе объяснил ситуацию Глеб.
Другим талантом, который обнаружил в себе Глеб, было умение сочинять стихи. Он сочинял их постоянно, подражая то Пушкину, то Шекспиру, то непонятно кому – вероятно, самому себе. Его шедевром стали строки, над которыми смеялись даже хмурные Рафальсоны:
Солнышко светит, Дяденька поёт.
Это дядя Петя – Он круглый идиот.
Правда, Рафальсоны смеялись не столько по поводу талант- ливого произведения Глеба, сколько потому что у тёти Сони был старший брат – Пётр Моисеевич, который преподавал в консерва- тории вокал. Правда, этот факт семейной истории Рафальсонов в их коммунальной квартире известен не был.
Мария Гавриловна и Глеб связь с родной Мартоношей не те- ряли. Иногда мама Глеба звонила по междугородной связи в мар- тоношский сельсовет, но дозваниваться удавалось не всегда: связь была ненадежная. Да и дорогое это было удовольствие – звонить по межгороду.
Мама часто писала в село своим подругам и Мыколе Григоричу. Сначала писала по-украински, потом начала сбиваться на русские слова. В селе немного этому удивлялись, но относились с понима- нием: Маня становилась городской дамой.
Из Мартоноши к ним в квартиру на Фонтанке примерно раз в два месяца приходила посылка от Мыколы Григорича. Содержимое всегда было примерно одинаковым, но с вариациями. Когда мама вскрывала посылку, сверху лежало письмо, написанное фиолетовыми чернилами каллиграфическим почерком головы сельсовета. Письмо покоилось на слое сухофруктов, главным компонентом которых Глеб считал грушу. Она была сладкой и сочной, превосходя по вкусу все другие – яблоки, сливы, абрикосы и вишню. Под сухофруктами лежал, обычно, солидный шмат сала, завернутый в районную газету
«Червона зирка», а иногда – колечко домашней колбасы, от чесноч- ного запаха которой теплело на душе. Этот запах был Глебом любим
не меньше, чем запах папкиного перегара. Под салом или колбасой обязательно был слой грецких орехов. Замыкал этот своеобразный хит-парад слой репчатого лука вперемешку с чесноком.
Мама отвечала своим «дипломатическим посланием» – посыл- кой, в которой лежало пачек двадцать любимых Мыколой Григори- чем папирос «Звёздочка», на пачке которых был изображен военный мотоциклист на мотоцикле с коляской. Его жене мама отправляла цветастые платки и магазинные рушники, которые, по мнению Гле- ба, были куда хуже домотканых, расшитых затейливой вышивкой. Глеб очень хотел в школу. Он мечтал о ней, как мечтают о чём-то заветном. Мама купила ему на вырост мышиного цвета школьный
костюм с фуражкой. Это была почти военная форма!
Никогда еще Глеб так не тяготился летними месяцами, как в тот год. Он мечтал о дне Первого сентября, который все никак не наступал.
И вот, наконец, о счастье: занятия в школе начались. Не то, чтоб они очень разочаровали Глеба, но он ожидал от них большего. Учиться было несложно, даже легко. Особое удовольствие достав- ляли уроки по арифметике. Во время устного счёта он удивлял учительницу Лидию Яковлевну молниеносностью своих подсчётов. По сравнению с лысыми дядьками и трубами органа в филармонии ее задачки были пустяковыми.
