– Ту ночь мы провели в лесу на окраине разрушенного города, а на следующий день двинулись дальше и вскоре увидели большой порт внизу. Прилкоп сказал, что город у моря очень вырос с тех пор, как он был тут в прошлый раз. В гавани стоял целый флот рыбацких лодок, и, по словам Прилкопа, туда заходили корабли с юга, чтобы купить соленой рыбы, рыбьего жира и выделанные рыбьи шкурки.
– Рыбьи шкурки? – Вопрос сам собой сорвался с моих губ.
– Вот и я тогда очень удивился. Никогда раньше о таком не слышал. Но оказалось, в этом городе научились их выделывать. Те, что погрубее, используют для полировки дерева и даже камня, а теми, что помягче, обтягивают рукоятки ножей и мечей. Такие рукоятки не становятся скользкими, даже когда залиты кровью. – Он опять закашлялся, промокнул губы и отпил еще бренди. Когда Шут снова набрал воздуха, в груди его раздался хрип. – Так вот, мы стали спускаться с холма в этот жаркий солнечный город в своих зимних одеждах. Прилкоп почему-то не сомневался, что нас там хорошо встретят. Однако люди, хмуро глянув на нас, тут же отворачивались. Они верили, что в руинах на холмах обитают демоны. В портовом городишке были дома, построенные из камней старого города, но теперь они стояли заброшенные – считалось, будто там поселились призраки. Никто не желал приютить нас, хотя Прилкоп предлагал заплатить серебром. Стайка детей какое-то время бежала за нами, бросаясь камнями, пока взрослые не велели им перестать. Так мы дошли до причалов, и там Прилкопу удалось договориться с капитаном одного неряшливого корабля.
Корабль весь провонял рыбой и рыбьим жиром. Такой разношерстной команды мне никогда не доводилось видеть. У молодых матросов был жалкий вид, а старшим, похоже, крепко не повезло в жизни или кто-то с ними очень дурно обошелся: один был кривой, другой – одноногий, у третьего не хватало двух пальцев. Я попытался отговорить Прилкопа плыть на этом корабле, но он всерьез опасался, что, если мы останемся на берегу, нас убьют в ту же ночь. На мой взгляд, отправиться на корабле было ничем не лучше, однако он настоял на своем. И мы отплыли.
Шут умолк. Доев суп, он промокнул губы, отпил бренди и снова старательно вытер салфеткой губы и пальцы. Взял ложку и аккуратно положил на стол рядом с миской. Отпил еще бренди. Потом повернулся ко мне, и впервые после его возвращения я заметил, как на его лице промелькнуло хорошо знакомое мне озорное выражение.
– Ты меня слушаешь?
Я рассмеялся от радости, что он не оставил этих своих шалостей.
– Ты же знаешь, что слушаю.
– Знаю. Я чувствую тебя, Фитц. – Он поднял руку, кончики пальцев которой некогда были серебряными от магии Силы. Теперь на месте серебра остались лишь шрамы. – Много лет назад я унес с собой то, что нас связывало. И они срезали серебро с моих пальцев, потому что догадывались о том, какую силу оно имеет. И после, долгие годы, будучи в плену, я думал, что мне лишь мерещилась мистическая связь между нами. – Он чуть склонил голову набок. – Но теперь я думаю, что она и правда существует.
– Не уверен, – признался я. – Все эти годы, что тебя не было, я вовсе не ощущал тебя. Порой я думал, что ты уже мертв, порой – что ты начисто забыл нашу дружбу. – Я осекся. – Вот только в ту ночь, когда умерла твоя посланница… На фигурке, которую ты вырезал для меня, той, где мы с тобой и Ночной Волк, осталась кровь. Я хотел стереть ее, и в этот миг что-то произошло.
