– Друг мой! Ты приехал. Как я счастлив видеть тебя! Не сомневался, что ты не успокоишься, пока не увидишь мое детище, о котором я столько писал тебе. Но опасался, доживу ли я до радостной встречи?
– О мой господин! Да ниспошлет вам Всевышний долгих лет жизни, полных процветания и радости. После каждого вашего письма душа моя летела к вашей обители.
– Твой султан долго не отпускал тебя. Я бы тоже не отпустил такого собеседника.
– О мой господин, поверьте, моя служба султану совсем не предполагает тех бесед, которыми вы осчастливили меня в посланиях. И теперь нет предела моему счастью видеть вас воочию.
Визирь склонил голову, поцеловав руку султана. Тот же, убрав руку и накрыв ею плечо Али-паши, как птица, взявшая под крыло птенца, повлек его к входу в здание. Паша обернулся и кивком приказал юноше следовать за ним.
Тусклый свет масляных фонарей, коих здесь было множество, рассеивал мрак внутри огромного помещения, давая возможность осмотреться. Все стены, как огромный улей, были испещрены нишами, в которых лежало несчетное количество свитков, книг, стопок бумаги и пергамента. Поблескивая бронзовыми кольцами, на мраморном постаменте стояла армиллярная сфера. А весь центр здания – от плоской крыши до пола – занимал исполинский секстант1.
Обойдя его, они приблизились к чернеющему провалу, и Улугбек потребовал у охраны факелы. Открывшаяся перед ними бездна гулким эхом повторяла благоговейный шепот паши.
– О Всевышний! Это поистине грандиозно. Я сотни раз представлял себе это, перечитывая ваши письма, мой повелитель. Но действительность превзошла картины, порожденные моим скудным разумом.
– Не принижай своей светлой головы мой друг, – ласково сказал Улугбек. – Вопросы, которыми ты задаешься, восхищают меня. Твой ум пытлив, а взор пытается пронзить невидимое. Ты должен остаться здесь, со мной, и небо откроет нам свои тайны.
– Вы слишком добры ко мне, мой господин. Имей я хоть крупицу тех талантов, коими одарены ваши сподвижники Казы-заде-Руми или звездный сокольничий Али Кушчи, клянусь, я оставил бы дворец султана и поселился в землянке у подножия обсерватории.
– Ты еще и удивительно скромен, – шутливо сказал Улугбек. – Надеюсь твоя землянка не разрушит то, что выкопал я. Взгляни.
Освещая путь факелами, они уже спустились на несколько ступеней, когда визирь обернулся и увидел застывшего в оцепенении юношу.
– Чего ты страшишься? – крикнул он. – Это не врата в преисподнюю.
Очнувшись от окрика, тот гордо вскинул голову и ответил:
– Я ничего не боюсь. Я дракон – сын дракона, и сам ад нам не страшен.
Визирь устало покачал головой:
– Простите меня, мой господин. Я плохой учитель и наставник. Этот дикий звереныш кусает руку, которая его кормит.
– И кто же это?
Несмотря на слова паши, эмир смотрел на юношу с любопытством и без злобы.
– Юный Басараб из Валахии. Он и его брат – залог их отца перед султаном Муратом. Не знаю, за какие грехи поручили моим заботам этого неверного. По-хорошему он не понимает, а проявлять жестокость мне не дозволено. Один Аллах ведает, чего стоит мое терпение.
– Всевышний воздаст тебе за это, – успокоил паша визиря и обратился к юноше: – А что страшит тебя?
– Меня страшит смерть, – и, опережая ухмылку, Дамад Али, поспешил добавить: – Смерть раньше отмщения. Я не должен умереть раньше, чем воздам всем, кого не отпускает мое сердце.
– Твоя дерзость не даст тебе дожить до седин, – покачал головой паша.
