– Нет, никто тебя в психшку не запрет,– заулыбался мозгоправ, почесывая карандашом лоб. – Твой отец сказал, что ты дал мышам имена. Это правда? И ты их помнишь? Сможешь назвать всех?
– Да, дал. Брук, Фул, Шмык, Сэм и Зоки.
– Ого! – доктор что-то записывал в блокнот. – Впечатляет, что ты все их помнишь до сих пор. А что тебя подвигло дать им эти имена?
– Ну, не знаю. Они показались мне такими милыми.
При слове «милыми» лицо доктора Грымова словно перекосилось от судороги, но он постарался сделать вид, что ничего не произошло.
– Что с вами, доктор?
– Ничего, ничего, – мозгоправ через силу улыбнулся, отмечая в блокноте «есть признаки прогрессирующей патологии», – продолжай…
– Я просто подумал, что им будет приятно, если я буду их называть по именам. Понимаете?
– Конечно, конечно, – доктор продолжал быстро что-то записывать в блокнот, избегая смотреть в глаза мальчику. – Но ты понимал, что тебе придется их прикончить, а потом съесть?
– Понимал…кажется, – Шоми опустил взгляд в пол. – Я просто подумал, что смогу это сделать, когда придет время, но…
– Но не смог, – закончил за него доктор Грымов.
– Да, не смог,– тяжело вздохнул мальчик. – И что это значит?
– Пока рано судить, – сказал доктор, хотя в уме уже прикидывал перечень препаратов. – Давай вернемся к тому дню, когда ты был в гостиной и…
– И заплакал, – подсказал Шоми, виновато кося глаза в сторону.
– Да, точно. Почему ты не смог отрубить мышке голову?
– Бруку. Его звали Брук.
– Почему ты не отрубил голову Бруку?
– Ну, я просто подумал, что они столько слушали меня все эти дни и, наверное, они могут счесть предательством то, что я….. Понимаете, мы же как бы подружились….
– Стоп, стоп, – голову доктора повело.
Никогда в жизни он не слышал такого бреда. Дело обстояло куда хуже, чем он думал.
– Что значит «они могут счесть предательством»? Ты же понимаешь, что они это еда, правда? Пусть и не совсем настоящая, так сказать временная, но все же еда.
– Кажется, понимаю.
– Отлично, отлично. Тогда как еда может счесть тебя предателем? По-твоему, мы должны спрашивать у еды разрешение прежде, чем её съесть?
– Да, звучит глупо, доктор. Но они же живые! Как вы этого не можете понять!
– Шоми, дружочек, все вокруг и внутри этих лесов и рядом с этими лесами и далеко за ними живое. И большая часть из этого наша еда. Ты понимаешь это?
– Понимаю.
– А если еда не даст разрешение, чтобы её съели? – вкрадчиво подходил к сути доктор. – Что тогда?
– Тогда, наверное, надо будет спросить другую еду? – попытался угадать Шоми.
– А если и она не даст разрешение?
– Попробовать еще раз?
– А если никто не согласиться быть твоей едой, Шоми? Что тогда?
–Я …я…не знаю,– мальчик был вконец растерян. Он вспотел, хотя в кабинете работал кондиционер.
– А ты подумай.
– Тогда я умру с голоду….– пришел к выводу Шоми.
– Именно! Ты же ешь за столом еду, которую добывает папа с мамой и твои старшие братья?
– Ем.
– И ты понимаешь, что это когда-то было живым?
– Наверное, понимаю. Просто я как-то не задумывался об этом.
– Но тебе нравится, как готовит мама? Мясо по-французски? Ребрышки в сметанном соусе?
– Ребрышки я люблю.
– Шоми, пойми, все то, что ты ешь каждый день, все это когда-то было живым. И у всего этого были имена. И не только имена, но даже работа и своя семья….. Мы людоеды. Знаешь, что это значит?
– Знаю. Это значит, мы едим людей.
– Верно. И так было много тысяч лет до тебя. И будет столько же после тебя. Неужели ты сомневаешься, что мы делаем что-то неправильно?
