– Черви! Время подходит к концу. Вашему миру осталось лишь несколько дней.
Вслед за этим раздался чудовищный треск, грохот, разодравший всё сущее на куски…
Молния открыла глаза. Над ней лицо мамы.
– Марина, что тебе снилось? Ты кричала во сне.
Молния приподнялась с подушки. Она продолжала часто дышать. На лбу блестела испарина.
– Марина, что тебе снилось? – повторила мама.
Молния взяла её за руку, крепко сжала её.
– Что-то должно случиться…
– Доча, что с тобой? – мать провела рукой по её волосам. – Что бы там ни было – это всего лишь сон. Что тебе снилось?
– Да, пустое. – Молния махнула ладонью. Она приходила в себя.
– И всё же?
– Я была в твоём платье, в том, в ситцевом, что в горошек.
– Нет у меня такого платья.
– Сейчас нет, а когда-то было. Помнишь, ты в нём на фотографии, вместе с папой.
– А-а! Так ведь уже сто лет прошло!
– Ну, не сто…
– А что ещё снилось?
– Одноклассник мой снился.
– Это который?
– Кирюшка Пыльников. Очкарик такой худой. Тонкогубый.
– Помню-помню. И чем же он тебя напугал?
– Да вовсе не напугал он меня.
– Так чего ж ты тогда кричала?
– А я уж забыла, что мне ещё снилось.
– Марина, не спи на закате. Нехороший сон на закате.
– Не буду.
– А испугалась ты, наверное, грома. Вон гроза-то как разгулялась!
– Ну, конечно же, грома! – согласилась дочь.
– Пойду я, – сказала мама. – А ты, давай-ка, вставай, умывайся, и марш за уроки. У тебя зачёт завтра.
– Угу.
Мама вышла из спальни. Молния проводила её глазами.
– Что-то должно случиться… – шёпотом повторила она.
* * *
– Кажется дождь собирается, – Хмырь пнул носком кроссовка пустой стаканчик из-под мороженного.
– Скорей бы уже собрался. Дышать нечем. – Ботан с надеждой взглянул на почерневшее небо.
Они сидели на скамейке в скверике на перекрёстке миров – мира «коробочных» и «приозёрных».
Пронзительный писк и собачий лай заставили их головы развернуться. Мохнатый бродячий пёс, припадая на передние лапы, яростно гавкал у старого дуба. На широком стволе его, в полутора метрах от земли, отчаянно вцепившись коготками в морщины коры, висел крохотный белый котёнок.
Несколько секунд Ботан размышлял. Потом встал со скамьи, поднял, удачно оказавшуюся под ногами упавшую ветку, и вооружённый ею, двинул на пса.
– Пшёл вон! – он замахнулся палкой.
Гавкающее животное поджало хвост и спешно ретировалось. Пёс оказался трусливым. Трусливее, чем Ботан.
Ботан подошёл к стволу, отцепил котёнка, опустил на траву:
– Беги к маме, дурашка!
Хмырь наблюдал за сценой с застывшей улыбкой. И было в этой улыбке что-то нехорошее, что-то то ли ехидное, то ли презрительное.
– Чего лыбишься? – Ботан сел на скамейку.
– Котёнка спас. Теперь ты у нас герой.
– Ну, герой-не герой, а спас.
– Да герой, герой, – улыбка Хмыря стала шире и ещё неприятней. – Пожалел ты котёнка.
– Ну, пожалел. И что?
– Ты его пожалел. А нас с тобой кто-нибудь пожалеет? – Хмырь перестал улыбаться. – Ты его спас. А нас кто-нибудь спасёт?
– Да, причём здесь мы?
– Притом, что в этом твоя проблема. Да и моя тоже… – Хмырь помолчал секунду, – … была.
– Какая проблема?
– Ты идёшь против правил.
– Тебя опять понесло? Каких таких правил?
– Сильный жрёт слабого. Зло побеждает добро.
– Значит, по твоим правилам, я должен был позволить этому псу сожрать котёнка?
– Не по моим правилам. По правилам жизни.
– Помнишь, Молния сказала Мориарти, что в отличие от него, у нас есть душа. Так вот. Погорячилась она. По крайней мере, в отношении тебя.
