Страсть и приличия. Благородные сердца: Книга один - страница 16

Она подняла брови.

– Здесь только я, милорд, и мистер Поттс. Но боюсь, лестница слишком высокая, и он перетрудил ноги в первые несколько дней.

Нахмурившись, Уильям попытался понять смысл ее слов. Его потребность становилась все насущнее, и он беспокойно ерзал в кровати. Желая поправить свой требовательный орган, но не в состоянии сделать этого перед дамой, Уильям автоматически дернул рукой в его направлении.

Заметив это движение, она поморщилась.

– О, я понимаю.

Отойдя от кровати, она вернулась с бутылкой странной формы. Сначала озадаченный, он понял ее предназначение, когда дочь виконта положила бутылку возле его ноги и взялась за одеяло, чтобы отодвинуть его.

Он схватил ее за запястье.

– Что, во имя бога, вы собираетесь делать?

– Помочь вам, конечно.

– Но вы же женщина… леди.

Ее губы сжались в тонкую линию.

– И единственный человек здесь, так что давайте не будем поднимать шум? Не волнуйтесь. Я справлялась с этим уже дюжину раз.

Его глаза расширились от ужаса.

– Меня не интересует ваше мастерство, мадам. Меня беспокоит неуместность ситуации.

– О боже, – вздохнула она и позволила одеялу упасть на место. – Вы в здравом уме? Не думала, что, когда лихорадка исчезнет, у нас все усложнится.

– Ситуация не сложная, она непостижимая. Не могли бы вы объяснить мне, почему леди выполняет такое интимное действие для недееспособного джентльмена?

– Недееспособного больного, – поправила она. – А не по какой-то похотливой причине, которую ваш солдатский ум может предположить?

Уильям раздраженно сжал здоровую руку в кулак.

– Не сочтите за неуважение, мадам, но поскольку сейчас я полностью в своем уме, я настаиваю, чтобы ко мне пришел слуга – мужчина.

Тон его сиделки смягчился, но она медлила с ответом.

– Мне очень жаль, милорд. Я не знаю, является ли это результатом перенесенной лихорадки, но мне кажется, вы страдаете галлюцинациями. Кроме мистера и миссис Поттс – пожилого смотрителя и его жены, – сказала она осторожно, как будто он мог забыть пару, практически вырастившую его, – в поместье Блекторн нет других слуг, ни мужчин, ни женщин. Они были уволены много лет назад, вскоре после похорон вашего отца.

Уильям смотрел не моргая. Это было десять лет назад. Кому же он платил жалованье все эти годы?

Этой тайне придется подождать, его нынешняя дилемма сейчас занимала все мысли. Если девушка говорила правду – а Уильям не мог придумать причин для ее лжи, – другой помощи ему ждать было неоткуда. К своему стыду, он не был уверен, что сможет справиться в одиночку в своем состоянии.

– Дюжину раз, говорите?

– По меньшей мере, – кивнула она, и покрасневшие щеки выдали ее волнение, скрываемое за маской невозмутимости. Он мог только представить, насколько легче ей было справляться с недееспособным больным, нежели с постоянно возмущающимся.

– Что ж, хорошо. – Стиснув зубы, он молился, чтобы тело не предало его. Никогда раньше его интимного места не касались женские руки, и ее нежное прикосновение, по меньшей мере, тревожило. Еще свою роль играл вопрос ее привлекательности. Сострадательная женщина вышла за рамки обязанностей, выполнение которых можно было ожидать от дочери викария. Уильям мог только предположить, что ее муж – святой, потому что любой другой мужчина вряд ли позволил бы жене заботиться о больном подобным образом.

– Все готово, – сказала она через мгновение, которое, казалось, тянулось вечность. – Я оставлю вас ненадолго и вернусь, чтобы забрать бутылку, когда вы закончите. Как думаете, вы справитесь самостоятельно?