Читать онлайн Марина Бонд - Страсть взаймы

Ее пригвоздили к месту его грубые, обидные слова. Она стояла оглушенная и пораженная. Где-то глубоко, даже не в уме, а в сокровенных, почти неуловимых тайниках сознания, промелькнуло что-то очень похожее на мысль о том, что он прав.

Выброс адреналина заставил сердце гулкими ударами пробивать грудную клетку. Вспененная кровь помчалась по венам. Она сгорбилась, а руки взметнулись к волосам. Стали беспощадно дергать спутавшиеся, слипшиеся тугие кудряшки, безжалостно выдергивая целые клочья. Как это всегда с ней случалось в порывах отчаянной внутренней борьбы. Неровное дыхание с хрипом вырывалось из саднящего горла. Щеки горели, из растерзанных губ сочилась кровь.

Взгляд – безумный, по-звериному дикий – блуждал по комнате. Неясно различал в полумраке щепки разломанного табурета, осколки разбитой посуды. Лохмотьями болталась содранная штора. В дорогой широкоформатный плазменный телевизор, что висел на стене, воткнулась тонкая, филигранно вырезанная хрустальная ваза, как метко брошенный кортик. Да так и осталась торчать в правом нижнем углу экрана, окружив себя рваными линиями трещин. Зеркало на всю высоту дверцы платяного шкафа, не выдержав удара, рассыпалось и усеяло неровными осколками пол у ног дрожащей девушки. Пожалуй, только огромная кровать, стоящая изголовьем у дальней стены, осталась нетронутой. След от стула – четыре продавленных точки – хранило на себе покрывало. И болтался махровый пояс от халата, неумело привязанный к люстре…

Царящий погром наводил ужас, леденил кровь. Но еще больший страх приходил от понимания неоспоримой правоты его слов, брошенных ей в лицо в порыве бешеной ярости. Она вдруг только сейчас по-настоящему поняла, насколько верны его обвинения в ее малодушии и безволии. Не умные, грамотно подобранные фразы профессиональных психиатров, а его злые, оскорбительные слова. Которые он выплевывал с уничтожающей язвительностью. Которыми он растоптал последние живые крупицы ее истерзанной души.

Резкий порыв ветра всколыхнул остатки штор, с силой захлопнув дверь. Девушка вздрогнула. Значит, он вышел на террасу. Настежь распахнул двери и окна, и впустил разбушевавшийся ураган. Она распрямилась и несмело выглянула из своей нычки скрюченных рук. Усилием воли заставила себя разжать скорченные пальцы, что намертво вцепились в волосы. Настороженно, взглядом загнанного животного, вглядывалась в окно на террасу, страшась увидеть его. Но хлесткие капли дождя разбивались о стекло, оставляя размытые узоры, мешая различить что-то еще.

Что же она делает? Кому и что пытается доказать? Зачем она так мучает себя, а заодно и его?

Он пытался говорить с ней. Честно. Много раз. Он убеждал в ее невиновности всего произошедшего. Он уговаривал отпустить кошмарное прошлое и начать, наконец, жить по-настоящему, свободно дышать полной грудью. Заставлял все забыть, вычеркнуть из памяти, как страшный сон. Потом рисовал ей радужные картины светлого будущего. Так старательно подбирал нужные, правильные слова, чтобы вселить в нее уверенность в завтрашнем дне. Снова и снова повторял добрые, утешительные фразы, шедшие из глубины души. Успокаивал. Подбадривал. Когда в нее вселялась беспричинная паника, был рядом. Уверял, что все закончилось. Все позади.

И она верила. Искренне верила, что все так и есть. Что ад, который она пережила, он закупорил в стеклянную бутылку и выкинул в бескрайний океан. Что это именно он вытащил ее из того ада и помог обрести веру в себя, в людей. Что он всегда будет рядом. Что она может смело положиться на него. И что они будут вместе, долго и счастливо. И наступало просветление – желанное, освобождающее, как глоток свежего воздуха после удушающего смрада.

А потом все по новой. Нежданно и совершенно внезапно на нее обрушивалось неадекватное чувство собственной вины. Все логичные доводы здравого смысла тонули в беспросветном мраке самобичевания. Разум затмевала боль воспоминаний. Страшные тени прошлого своими грязными, липкими щупальцами затягивали обратно в зловонное болото вечной боли и скорби. И нет выхода. Нет спасения. Она в западне. В ловушке. В лапах монстров, чудовищ, которые издеваются над ней. Терзают ее тело и душу. Смеются над ее криками о пощаде, выдумывают и приводят в исполнение новые извращения.

Рука метнулась к шее. Пальцы впились в горло, неосознанно причиняя боль самой себе острыми, обкусанными ногтями. Зубы впились в и без того истерзанный язык, не позволяя вырваться наружу звериному воплю.

И вдруг отпустило.

Снизошло озарение. Четкое и ясное понимание абсурдности и нелепости сиих действий. Ведь и вправду – зачем она сама себе, по собственной воле, делает больно? А через себя несет страдания другому человеку, который искренне, со всей добротой и нежностью, на которую способна его грубоватая натура, заботится о ней. Старается перенять груз ответственности за случившееся на себя, переложить тяжесть воспоминаний на свои плечи.

Она крепко зажмурилась. Усилием воли опустила руку. Разжала челюсти и сделала глубокий вдох открытым ртом.

Сверкнула молния и озарила беспорядок комнаты. Порыв ветра швырнул горсть дождевых капель в окно. Он там. Снаружи. Стоит под проливным дождем. Она знала это наверняка. Также точно, как и то, что должна сейчас сделать.

На негнущихся ногах, с поджатыми пальцами на босых ступнях, нетвердой походкой, точно пьяная, она подошла к балконной двери. Прижалась лбом к холодному стеклу и задышала часто-часто, оставляя на его поверхности запотевшее пятно. Страшно. Собралась и рывком распахнула створку. Порыв ветра отбросил волосы назад, капли брызнули в лицо. Щурясь, и еле различая перед собой дорогу, она шагнула на террасу. Футболка сразу намокла, облепив тело. Его футболка, которая доставала ей почти до колен.

Он стоял у парапета, расставив ноги. Широко расставленными руками упирался о перила и низко опустил голову. Пальцами сжимал окурок, кулаком защищая от воды. Напрасно. Тот давно промок и сломался. По его судорожно сведенным плечам даже на расстоянии было видно, как он напряжен. Да что там. Еле сдерживал бешенство, искрящийся гнев. Его так и колотило от ярости.

Она неслышно подошла сзади и положила ладонь на его лопатку. Между пальцами, по кисти, тоненькими змейками струились вырванные волоски, составляя хитросплетенный лабиринт с множеством царапин – свежих, ярко-алых и старых. Он дернулся, как от удара током, однако не отстранился. Но и не обернулся.

Тогда она поднырнула под руку и оказалась перед ним лицом к лицу. Напоролась на прищуренный, горящий яростью взгляд, и обожглась. Струи ледяного дождя стекали по его волосам, по лицу. Застревали в бровях, ресницах и колючей щетине. Она открыла рот и произнесла то, что должна была. То, что всем нутром чувствовала, будет самым верным. То, чего он давно жаждал от нее услышать. Но слова потонули в оглушительном раскате грома…

«Она идет по жизни, смеясь…»

Гр. Машина времени

Она сидела за столиком в кафе. Вокруг толпились такие же студенты, как она, и создавали гомон. Фоном звучала музыка – веселые, зажигательные хиты предстоящего лета. Большинство студентов близлежащих корпусов предпочитали проводить большой перерыв между парами в этом месте. Во-первых, оно стратегически удобно располагалось в самом центре студ. городка. А во-вторых, цены здесь могли посоперничать со студенческой столовой, а ассортимент блюд был больше.

Нелли поставила локти на стол и опустила подбородок на сомкнутые ладони. Прикусила кончик мизинца и посмотрела в окно. Яркое, уже по-летнему теплое солнце заставляло щуриться даже в помещении. Оно отбивало всю охоту грызть гранит науки. Уже хотелось поскорее «отстреляться» по летней сессии и вдохнуть полной грудью дух долгожданной свободы.

Кто-то вошел и впустил за собой поток прогретого воздуха. Выбившиеся из хвоста мелкие тугие кудряшки Нелли отбросило на глаза. Выдвинув челюсть, она сдунула их с лица. Ее необычные волосы вызывали восхищение у людей, и только она одна знала, сколько с ними мороки. Ее рыжеватых, с огненными проблесками кудрей было так много, что, казалось, их не просто собрать все вместе. А если еще учесть их густоту и пушистость, считай, и вовсе невозможно. Именно с такой задачей она сталкивалась каждый божий день, пытаясь собрать непокорную копну, длиной до середины спины, хотя бы в хвост. Касаемо мытья головы, то это был уже целый ритуал. Бальзамы и масла литрами уходили на то, чтобы их распутать, пока те еще мокрые. Потому как расчесывать сухие – гиблое дело. От кого ей досталась такая наследственность – Нелли ума не приложила. Словно затесалась в роду африканка с тугозавитой пышной шевелюрой. Она несколько раз собиралась на процедуру химического выпрямления волос. В самом деле, замучалась она с ними за почти двадцать-то лет жизни. Но Илюша каждый раз отговаривал ее, откровенно восхищаясь и чуть ли не боготворя ее кудряшки.

Взрыв хохота молодежи заставил обратить на себя ее внимание. Сквозь них пробивался ее ненаглядный Илья, как верный рыцарь через бранное поле. Только вместо меча и щита в его руках был поднос. На нем возвышались два высоких, тонких и опасно неустойчивых хайбола с молочным коктейлем. Илюша был очаровательно несуразен и премило нелеп в своем стремлении угодить ей во всем. Он исполнял все ее прихоти, потворствовал любым желаниям, лишь бы его Нелли была счастлива.

Вот и сейчас он сначала усадил ее за боковой столик у панорамного окна, убедился, что ей комфортно, и только после этого отправился в самую гущу студентов, что толпились у кассы, добывать лакомство.

– Не было клубничного сиропа. Вернее, он был, только за ним надо было идти на склад. Но я настоял, чтобы в твой коктейль непременно добавили именно клубнику. Поэтому я так долго, – извиняющимся тоном оправдал Илья свое долгое отсутствие.

Он уселся напротив и воодушевленно, словно преподносил редчайший драгоценный подарок самой королеве, поставил перед Нелли бокал с содержимым нежно-розового цвета. При этом взглянул на нее с таким непритворным обожанием, что Нелли рассмеялась. Громко, звонко и открыто, как умела смеяться только она. Ее заразительный смех не оставлял равнодушным никого вокруг. Илья же благоговел от него и готов был сделать, что угодно, лишь бы слышать его, как можно чаще.

– Илюш, но я люблю все ягоды, и ты это знаешь. Каждая хороша по-своему. У каждой свой неповторимый вкус и запах. И, уж конечно, все они, без исключения, страсть, как полезны, – все еще посмеиваясь над его подвигом, однако с нежностью сказала Нелли и отпила коктейль через толстую трубочку.

– Да, но клубнику особенно. Я же помню, – важно подчеркнул Илья и тоже принялся за напиток.

В этом был весь Илья. Всегда, при малейшем поводе, он баловал свою возлюбленную всеми возможными способами. И, разумеется, как и любой мужчина, был уверен, что знает вкусы своей пассии лучше ее самой. Поэтому она потянулась через стол и пожала его руку, с улыбкой прошептав «спасибо».

У них закончилась последняя на сегодня пара и, по идее, они могли сразу отправиться в общагу, чтобы лишний раз не тратиться, и пообедать дома. Но Нелли захотелось клубничного коктейля, и Илья не смог ей отказать.

Они были знакомы с детства. Выросли в одном дворе, ходили в один садик, потом – в школу. Были друзьями – не разлей вода. Если шкодили, то вместе; если участвовали в добровольных образцовых мероприятиях, опять же единодушно. Все печали и радости проходили рука об руку. Даже трудный подростковый период пережили сообща. Рассказывали друг другу о проблемах и переживаниях. Скрывали тайны и секреты от взрослых. Всецело доверяли друг дружке самые сокровенные сокровенности. А потом также дружно поступили в сельхоз академию на ветеринаров и уехали в другой город.