– Наверное, сдавали хоромы в центре города за огромные деньги, – предположил Валерий. – За такую квартиру можно не одну тысячу евро в месяц срубить.
– Вот и не угадал! – воскликнула Эдита. – Но о жилье чуть позднее. Сначала о детях.
– О каких? – удивилась я. – Гелена говорила, что пара была бездетной.
Эдита оторвала взгляд от экрана ноутбука.
– Она, скорей всего, повторила то, что ей Ткачевы сказали. Нет, у них есть сын Юрий. Он художник, закончил Строгановское училище, постоянной работы нет, фрилансер. Женат, живет с супругой и двумя маленькими детьми в коммуналке. В ней три комнаты, одна принадлежит Нине, супруге Юрия. Две другие – актрисе Олимпиаде Яновне Урс. Хм, необычная фамилия.
– Никогда о такой артистке не слышал, – заметил Александр Викторович, – а я завзятый театрал.
– Урс восемьдесят годков с гаком, – уточнила Эдита, – она давно нигде не работает. Ранее несколько раз снималась в кино, исполняла маленькие роли. В фильме «Рабочая слава», снятом в тысяча девятьсот шестьдесят девятом, сыграла в эпизоде. Кто-нибудь видел этот фильм?
– Нет, – хором ответила бригада.
– Теперь о прекрасной квартире на Бронной, – зачастила Эдита. – Отец и мать Тихона Матвеевича были директорами крупных московских магазинов: гастронома и универмага.
– Ого! – подпрыгнула Люба. – Вот это да! По советским временам всемогущие люди.
– Похоже на то, – согласилась компьютерщица. – В доме на Бронной небольшие квартирки, в основном двухкомнатные, а старшие Ткачевы ухитрились захватить аж целый этаж.
– Ну и ну, – изумился Валерий. – Как им это удалось?
Эдита ухмыльнулась.
– Они развелись. Получили каждый по квартире, потом снова поженились и объединили жилье.
– Директора магазинов – это круче, чем боги Олимпа. Советский человек очень хотел кушать финский сервелат и носить плащ болонья, – вздохнула Буль, – а еще иметь зеленый горошек и майонез на салат оливье…
– Они откусили двушку и трешку, – продолжала Булочкина. – Но ведь были еще и кухни! Так вот, из одной сделали спальню. И вышли у них шестикомнатные хоромы с двумя санузлами. Сейчас за такие на Бронной надо минимум два миллиона долларов отдать. Жили Ткачевы роскошно, а умерли глупо. Тихону тогда шестнадцать было. Съездили за грибами, набрали ядовитых, пожарили и отравились. Подробности я не смотрела, родители Ткачева меня не интересовали, но если надо…
– Не надо, – остановила я Диту, – предки Тихона нам точно не нужны.
– И еще о квартире! – заявила она. – В ней устроен… музей.
– Чего-то я в этой жизни не понимаю, – вздохнула Буль. – Родной сын с женой и детьми ютятся в одной комнатенке в коммуналке, а отец устраивает в роскошной квартире музей. Оно понятно, что Тихон Матвеевич, рано потерявший родителей, решил увековечить их память. Но ведь те давно на кладбище, а его сын-то рядом и мучается в тесноте.
– Любочка, ты ошибаешься, – остановила ее Эдита, – музей посвящен вовсе не родителям.
Мне стало интересно.
– Вот как? И что за экспозицию сделал Ткачев?
– Она посвящена мячу, – объявила Дита.
– Мяч, Мяч, Мяч… – забубнил Ватагин. – Что-то не припомню поэта-писателя-музыканта с такой фамилией. Мяч, Мяч…
– Это не человек, – захихикала Эдита.
Любочка опешила.
– Собака?
– Вопрос настоящей блондинки, – развеселился Валерий. – Псам музеи не посвящают.
– А вот и неправда, – ринулась в бой эксперт, – есть экспозиции, которые рассказывают о собаках. И даже о мышах. В городе Мышкин, например.
