Страсти революции. Эмоциональная стихия 1917 года - страница 9



Люди будто ошалели от случившегося. Все чего-то требовали, а «чего „требовали“ – неизвестно…», – комментировал происходящее наблюдатель в Челябинске21.

Старый порядок поносили все, включая тех, кто ему служил. Казалось, люди готовы были сжечь все, связанное с ним. «Хаос на Знаменской площади. Горит вокзал, – отмечал С. П. Мельгунов, будущий обличитель „красного террора“. – Накануне сожгли весь участок Александро-Невский. Горит, как фитиль, верхушка сброшена…» Очевидцы вспоминали и о таких сценах:

На набережной Екатерининского канала против здания участка огромный костер.

Горят всякие отношения, приказы, циркуляры, протоколы, – весь тот хлам, который годами накапливался в полицейских норах.

Толпа гудит и злорадствует:

– Гори, иродова работа!..

Перед костром вырастает фигура какого-то мастерового.

Страшно экзальтирован, упоен событиями. Срывает шапку, машет ею и кричит во весь голос:

– Горит!.. Гори, гори, старая Россия!.. Вырастай новая!..

И вдруг, широко улыбаясь, бросает в толпу:

– Христос воскресе!..

– Спохватился! – замечает из толпы кто-то иронически.

Хлопочущая около костра фигура нервно подскакивает к толпе.

– Кто сказал «спохватился»? Ничего не спохватился… Правду говорит: воскресла нынче Россия. Христос воскресе!22

Создавалось впечатление, что нехватка продовольствия стала лишь поводом для выплеска накопившегося недовольства. Наблюдатели отмечали странности: «голодные» толпы, ворвавшись в хлебные лавки, иной раз разбрасывали захваченный хлеб по улице, а в самом магазине били стекла. Британский инженер Дж. Стинтон отмечал, что в «большинстве случаев толпа врывалась в аптеки, из которых выносились любые виды спирта, который тут же выпивался, в результате чего в „революционной толпе“ было значительное количество пьяных и сошедших с ума элементов». Тем временем подростки расхватывали пирожные, конфеты, банки с вареньем, погромщики ломились в ювелирные магазины, а почитатели Бахуса врывались в аптеки в поисках спирта. В разных частях города шел разгром винных магазинов «группами солдат и уличных бродяг»23.

Откуда-то возникали странные персонажи. Очевидец вспоминал:

На грязной водовозной… кляче важно восседал длинноногий, безнадежно глупый по виду оборванец. В руках держал он, как знамя, обнаженную саблю. Грудь его была украшена красной нелепо широкой лентой через плечо. Опоясан он тоже был красной лентой, и вся в красном была фуражка.

В общем, все это напоминало «детское» – безответственное и глумливое – веселье, сопровождаемое жестокими выходками. Обыватель чувствовал себя на подмостках героической пьесы. Всем хотелось мысленно оказаться в рядах победителей. Поэт Г. И. Золотухин, в свое время спонсировавший футуристов, увидел в происходящем глубокий патриотический смысл:

…От гордости, что ты русский, улыбаются ростки духа и душа напевает песни молодой России…

Быть ближе голубодали и дальше от всего темного – вот цель близкой России и ее поэтов…

Сегодня, быть может, первая за тысячи лет русская Весна24.

Лишь много позднее И. Бунин в «Окаянных днях» заметил:

Подумать только, до чего беспечно, спустя рукава, даже празднично отнеслась вся Россия к началу революции, к величайшему во всей ее истории событию, случившемуся во время величайшей в мире войны!

Строго говоря, Россия не была готова к тому перевороту, о котором давно и страстно мечтала. Отсюда все последующие события.