Японская лирика чужда такому «утроению», «усложнению» эко-общения. В ней нет никакой вычурности, надуманности. В частности, у Кавабата Ясунари всегда была живая связь человека с предметами; в предметах ощущалась жизнь самого художника. В японской лирике предмет сливается с Природой:
«Долгий вешний день!
Лодка с берегом неспешно
Разговор ведёт».
Передавая эти особенности японской лирики и культуры в целом, заметим, что основным свойством собственно эко-общения выступает его непосредственность, неопосредованность предметным миром человечески-античеловечно-экофобной цивилизации как культуры потребительства: предметный мир на Востоке не противопоставляется человеком ни себе, ни Природе. Кавабата Ясунари, в частности, очень метафорично выражает свое представление о единстве мироздания, указывая на то, что действительно лежит в его основе, как и в основе присущих его составляющим – макро-косму и микро-косму – отношений:
«Если у вселенной одно сердце,
Значит, каждое сердце – вселенная.»
Женски-Материнское сердце и сердце Толстого – в первую очередь
Это сердце не может делить свою любовь к Природе по частям, вместе с тем «любовь к Природе всегда взаимна!». Гармоничность эко-общения вытекает из поэтично-любовного восприятия Природы: человек, будучи частью Природы, испытывает на себе любовное ее отношение к своим творениям. Но и он сам наделен тем же отношением к жизни, что и вся Природа. Такая эко-гармония во всем ее многообразии пронизывает всю японскую поэзию-культуру. Ее выявление и есть реальное развертывание основной аксиомы традиционной японской культуры.
Как многообразна Природа, так многообразна и гармония с нею. Ярчайшим примером этого является любовь между мужчиной и женщиной, которая, по словам Томиэ Охара, всегда неповторима и складывается по-разному («на десять тысяч ладов»). Но этот же принцип понимания разнообразия форм любви-гармонии свойственен и сфере эко-общения.
Очевидно и то, что превалирование женского начала в мужчине-носителе синто-буддийской духовной традиции не ведет к эко-катастрофе, но, вместе с тем, все-таки препятствует его общему творческому развитию. Поэтому-то актуализируется процесс удвоения Творчества Жизни; оно становится совместным и взаимотворчеством. Это позволит более полно и системно развивать и специфику каждого типа творческой личности, ныне как бы «размытых» по всему спектру личностного потенциального многообразия, или творчески-личностной «палитры», преимущественно Женской японской культуры. В частности, излишняя «феминизация» детства (и детского начала в творчестве) наиболее ярко видна в следующей танке:
«Ах, если б этот мир похож был на цветок,
И каждую весну рождалось бы былое!
Но нет, увы… // Мир бренный не таков:
Что раз прошло не возвратится боле»
Неизвестный автор
Здесь видна особая фетишизация – приписывание Природе своего отношения к ней. Повтор вызывает радость лишь в тех культурах, которые ориентированы на прошлое, но – досаду, даже скуку и прочие негативные чувства у творческих индивидуальностей, ориентирующих себя на постоянную смену настроений, на непрерывный поиск нового в былом. Обусловлено это различие тем, что лишь женщина биологически ориентирована на постоянство, стабильность в развитии. Мужчина и ребенок ориентированы на перемены, поиск нового, развитие-обновление. Именно эти свойства должны быть позитивно эмоционально, нравственно, эстетически окрашены.
