Страж. Сказание о предателе - страница 24

И вот теперь, будучи победителем в дуэли, он получил первое и самое тяжёлое в своей жизни поражение, и должен был уйти. Уйти навсегда от всех, кто был с ним всё это время. И больше он их никогда в своей жизни не увидит. Не увидит тех, кого вёл в победоносные атаки. Не увидит тех, кто стоял рядом с ним спина к спине. Не увидит тех, кто стал ему семьёй…

– Да! Хочу! – Хоть и с явным трудом, но он всё же поднялся с колен. – Я не делал этого и неважно, что вы мне не поверите. Я говорю это не вам! – Ирвинг смотрел прямо в глаза своих палачей. – Я говорю это тем, кто верит слову чести, слову того, кто никогда их не предавал – своим братьям, прошедшим со мной всю войну. Братьям, которые не раз спасали меня от гибели и которых не раз спасал я. Помните, друзья! Здесь вам никогда не найти справедливости. Я ухожу с этого места, где у власти мертва душа. И я помогу эльфам, которых магистрат предал, присягнув в верности Ротгару. Прощайте, Верховные, – выплюнул он напоследок. – Прощайте и молитесь, чтоб мы не встретились на поле боя!

Не ожидая, когда окруживший его народ отойдёт от шока, в который его погрузили слова воина, Ирвинг повернулся. Так быстро, как только мог при своём нынешнем состоянии, воин пошёл прочь. С высоко поднятой головой он вышел из ворот и, ни разу не оглянувшись, направился в сторону леса, с трудом различимого вдали. Он не видел, как начали перешёптываться воины в строю, не видел, как победоносно усмехается «сын двора» и не видел, как испуганно переглядываются его палачи. Он не видел всего этого, и не замечал более окружающего его мороза.

Ирвинг сидел на холодной мёрзлой земле, укутанный с головой в шкуру недавно убитого им волка, на которой ещё сохранялись следы крови зверя. Он сидел возле костра, на котором жарилось мясо его добычи, а рядом стояло самодельное копьё с такой тщательной балансировкой, которую нельзя было бы ожидать и от стандартного, но выкованного в кузнях, оружия солдат в его городе. Долго воин вглядывался в изящную пляску пламени, различая там то танцующих дам, то дуэли… И вдруг его слух будто бы различил походную песню вдали:

Солдат из Лиги навсегда

Уйдёт в последний свой поход

И не вернут его года

О нём и память вся умрёт…

«Показалось» – подумал ветеран, однако песня всё приближалась и звучала всё громче и громче:

Не прославлять ему бордели,

Не вдохновлять ему девиц.

Мы славу отыскать хотели,

А обрели смерть от убийц.

И вот уже показалась голова колонны. Здесь были все, с кем он когда-либо воевал. Вот Лучник, славный своим попаданием патрульному в одном из городов в глаз с почти 500 шагов. Вот идёт Мясник, разрубающий своим топором почти напополам всадника в полном облачении. Все, кто был ему дорог, одновременно дезертировали в момент подготовки к атаке на последний эльфийский город Эолан. На город, которому и спешил помочь изгнанный Ирвинг.

Хвост колонны подтянулся как раз в момент, когда отряд допевал последний куплет марша:

Но всё ж мы встанем, как и прежде,

Сердца мертвы, полны тоской.

Вы нас кромсайте, вы нас режьте,

Но нам не обрести покой…

– Ну что, брат, готов к последнему славному походу? – спросил Центурион, до изгнания бывший заместителем Ирвинга, протягивая командиру сумку с его походным лёгким доспехом.

Правители Лиги Клинков, изгоняя солдат, учитывали всё. Но изгнаниями раньше наказывали лишь простых рядовых солдат, именно поэтому на этот раз они просчитались. Лишь одно они не учли: нечеловеческой преданности воинов отряда Ирвинга своему предводителю. Наверняка, сбежав из города, солдаты захватили и оружие, и доспехи. Наверняка их так просто не выпускали за ворота. И это было видно по новым редким ранам на телах воинов и по каплям крови на их тусклых стальных нагрудниках.