Он произнёс это спокойно, даже равнодушно, будто речь шла не о гибели его собственного народа, почти стёртого с лица земли временем и человеческой алчностью. Жаждой наживы ли, знаний, открытий – не имело, в сущности, никакого значения. История – по сути своей, сухие факты; остальное – субъективизм и система точек зрения.
– Мне очень жаль, – прошептала Рэй. Ашкий кивнул, принимая извинения представителя новой, крепкой цивилизации – представителю старой. Сменил тему:
– Насчет твоего интереса… Ты не похожа на других европейцев, что приезжают сюда. На всю свою группу и даже на своего приятеля. Ты – иная, Рэйчел, хоть и отличаешься от нас, как река от пламени. В твоем роду не было предков с нашей земли?
– Моя бабушка была из Мексики. – Рэй ощутила, как от странной характеристики запылали щёки. – Они перебрались в Чикаго, когда мама была совсем крошкой… Но, простите, что во мне такого особенного?
Ашкий улыбнулся, как человек, знающий больше, чем собирается рассказать.
– Полагаю, в этом нам с тобой ещё предстоит разобраться.
– Сердце моё, не пугай девочку, – добродушно произнесла Вико. – Гляди, побледнела вся. Иди-ка ты, дорогуша, умойся да ложись отдыхать – я тебе постелила на кушетке. Ты, должно быть, с ног валишься… А у нас ещё дела есть.
Рэй слишком устала, чтобы интересоваться делами индейцев; поблагодарив за ужин, она доплелась до кушетки, показавшейся ей королевской роскошью, стянула обувь и уснула, едва голова коснулась подушки.
Разбудил её шум с улицы. Он накатывал, как прилив, то приближаясь, то затихая далёкими волнами. Рэй позволила себе понежиться в постели, чувствуя, как зверски после вчерашних приключений ноет всё тело. Только теперь она осознала, что за неделю отвыкла спать на чем-то, кроме спального мешка, и оттягивала момент, когда нужно будет встать на гудящие ноги.
Однако когда Рэй всё же открыла глаза, вокруг стояла глубокая ночь, а хозяйская кровать пустовала. Несмотря на боль в теле, она чувствовала себя отдохнувшей, словно проспала много часов. Темнота за окном то и дело расцвечивалась вспышками, гудели далёкие голоса. Подгоняемая любопытством, Рэй поднялась и, распахнув приоткрытые створки, выглянула на улицу.
Деревня не спала: в окнах соседских домов горел свет, а улица полнилась людьми. Длинная процессия одетых в традиционные пёстрые наряды индейцев, с деревянными палками в руках и разрисованными лицами, неспешной рекой плыла мимо хижины шамана вниз по тропе, скрываясь за холмом. Люди держали фонарики, весело гомонили, смеялись и вразнобой голосили песни на местном наречии. Откуда-то доносилась нежная и печальная мелодия флейты.
Все они казались такими счастливыми, что Рэй не смогла удержаться: отыскав свои ботинки, она, как была, сонная в красной, расшитой узорами рубашке и длинной не по размеру юбке, выскочила следом.
Придерживая волочащийся по земле подол, Рэй бросилась догонять процессию. Она не была уверена, что может здесь находиться, но деревенские жители не рассердились. Завидев её, они приветливо замахали руками и втянули девушку в толпу, обнимая и непрестанно похлопывая по спине.
– Что происходит? – спросила она по-испански, стараясь удержать улыбку и не дёргаться от дружественных тычков. – Куда вы идёте?
Ответил ей старик, чьё лицо напоминало смятую, почерневшую от времени газету, а глаза выцвели почти до белизны.
– Большой праздник. Сегодня третий и последний вечер, когда мы чествуем нашего покровителя – владыку Шибальбы Ах-Альпуха. Если владыка останется доволен, то весь год больные будут выздоравливать, дети рождаться живыми, а наши почившие – покоиться мирно, не зная мучений.
