– Ещё как может! Он детей, значит, крадёт и в Америку продаёт, миллионерам ихним, а те у них, у детей-то, печёнки всякие вырезают и себе вставляют. Сама в кино видела!
– Империалисты проклятые! Чтоб им всем сдохнуть, буржуям недорезанным…
– Ой, бабоньки! Страсти-то какие…
– А ещё я слыхала, банду в Таганроге взяли. Уж не Храпов ли…
Агентство ОБС – «одна баба сказала» – работало безупречно. Уже через три минуты жители близлежащих домов и переулков знали, что некий шпион Храпов живьём съел собственную тёщу, передушил дюжину грудных младенцев, устроил побег из таганрогского спецприёмника бешеному псу-рецидивисту, а также продал американской разведке (за три мешка валюты) наисекретнейшие сведения государственной важности, за что и получил майорские погоны из рук самого генерала Норьеги. И когда наконец в глубине подъезда показался Храпов, несчастные старушки с воплями ужаса шарахнулись в стороны, освободив чудовищу, созданному народной молвой, проход к милицейским машинам.
Чудаков с должным вниманием отнёсся к сообщению вышеупомянутого агентства, но на веру принимать его не стал, так как верил он исключительно фактам.
Храпов был высоким плечистым мужчиной средних лет с волевым, серьёзным лицом и густыми чёрными усами. Он шёл медленно, но с достоинством, явно не сознавая за собой никакой вины. Сопровождало его несколько человек в штатском и двое в форме.
Вслед за процессией из подъезда выскочила молодая симпатичная девушка лет восемнадцати со слезами на круглых от удивления и горя глазах.
– Папа! Папочка!.. – крикнула она срывающимся голосом. – Что же это?..
Храпов на минуту остановился, обернулся, и чуть заметная улыбка тронула его плотно сжатые губы.
– Не стыдись отца своего, дочка, – произнёс он, обращаясь к девушке. – Я сделал так, как подсказывали мне моя совесть и мой долг. Прощай!..
– Папочка!..
Храпов и конвоировавшие его сотрудники уголовного розыска разместились в двух автомобилях. Взревев двигателями, они укатили в неизвестность.
Чудаков пребывал в смятении. Сцена прощания отца с дочерью вновь зародила в его душе сомнения насчёт виновности Храпова. Храпов не был похож на преступника; по крайней мере, Чудаков представлял себе убийцу профессора Красницкого несколько иначе. И в то же время железная логика и цепочка неопровержимых фактов привели его к дому именно этого человека – этого не следовало сбрасывать со счетов. Чудаков отлично понимал, что в таком важном деле, как сыскная работа, предаваться эмоциям в ущерб очевидным фактам недопустимо и опасно, и всё же…
Кстати, милиция тоже вышла на Храпова, и причём довольно быстро. Действия конкурентов вызвали невольное восхищение у Чудакова…
Кто-то положил ему руку на плечо.
– Гражданин Чудаков? Максим Леонидович? Будьте добры проследовать со мной!
Действия наших доблестных органов правопорядка действительно вызывали восхищение. Они блестяще провели расследование и в течение нескольких часов успешно шли по следу матёрого преступника. Кульминацией этой кропотливой работы было мастерски осуществлённое задержание майора Храпова у него на квартире. Видимо, преступник не ожидал столь быстрого возмездия и сопротивления не оказал.
Правда, у милиции был ряд преимуществ перед дилетантом и непрофессионалом Чудаковым. Гораздо более широкий спектр возможностей и прав служил ей тем «золотым ключиком», который позволял проникнуть во всевозможные архивы, картотеки, информационные банки, открывал перед ней закрытые для других двери кабинетов многочисленных должностных и компетентных лиц, вызывал к откровенности свидетелей, потерпевших и даже закоренелых преступников. Конечно же всего этого Чудаков не имел, однако у него были свои козыри: молодость, страстное желание самоутвердиться и пытливый ум, не испорченный ещё рутиной бесконечных будней уголовного розыска. И была у него ещё ценнейшая улика – обгоревший пыж, который и стал тем единственным связующим звеном между ним и преступником.
