Читать онлайн Эхо Дункельстрём - Стрелочник Судьбы

Тарелки стояли пустые, а мой стакан был полон лишь на половину трети, но я так и сидел, уставившись на клетки скатерти, и тщательно наслаждался моментом. Свет, запахи свежеиспечённой пиццы, пряных трав и кофе, ненавязчивая музыка – всё это действовало на меня успокоительно, и хотелось задержаться ещё. Было уже поздно; я знал, что скоро придётся выйти в темноту, перебежать через дорогу, победить тёмный лестничный пролёт к моей квартирке. Ну да, и приготовить всё на утро. Но мне хотелось остаться – не просто здесь, в траттории, а в самом этом вечере воскресенья, совершенно обычном, ещё на минутку-другую, прежде чем начнётся моя новая жизнь.

Я не особенно планировал начинать новую жизнь, но она случилась сама по себе. Как вообще отличить жизнь новую от старой, привычной? В моём случае всё поменялось, когда начали происходить всякие вещи. Число минимально запоминающихся событий, которые случились со мной за последнюю пару месяцев, определённо превзошло их количество за прошедшие десять лет. Как будто поезд, который обычно проезжал среди ленивых пастбищ и ферм, вдруг резко свернул на неровную, трясучую колею, откуда взгляду предстают невиданные картины.

Всё началось с последнего частного урока с Мартой Мартинс. Я любил заниматься с Мартой, несмотря на прозрачную, но почти осязаемую стену, которая разделяла наши поколения. Толковая и остроумная, по поведению – обычный подросток, она легко усваивала новые слова и конструкции. Всякий раз, собираясь что-то записать, она заправляла свои короткие рыжие волосы за уши, а когда наклонялась над столом – волосы снова падали ей на глаза, так что приходилось заправлять их снова, но меня это нисколько не раздражало. Марта была лёгкой ученицей, и мне даже не было досадно тратить целый час, чтобы доехать на поезде к ней и обратно. В конце концов, времени у меня хватало: в то время, кроме Марты, у меня не было других учеников.

Я только собирался объяснить домашнее задание, как Марта прервала меня на полуслове.

– А следующего раза не будет, мистер Миллман.

Пришлось поглубже вдохнуть. Всё вдруг стало расплывчатым, будто я вошёл с холодной улицы в комнату, и у меня запотели очки. Но на сей раз дело было не в очках: это мои мысли затерялись в тумане. Марта тем временем продолжала объяснять, что родители больше не хотят, чтобы она изучала итальянский, и настаивают, чтобы дочь занялась французским.

Ну вот. Всё покатилось в никуда.

Дело в том, что у меня уже месяц был долг за квартиру, а ещё надо было чем-то питаться. Фрилансерская жизнь постепенно убивала, а вовсе не делала меня сильнее. Заказов на переводы какое-то время тоже не присылали, а без Марты у меня не останется и преподавательской работы, даже репетиторства не будет. Стоял конец лета, и никому не хотелось учить языки, да я и не стал бы никого судить за это. Понятно, что всем хотелось зависать с друзьями, надевать новые теннисные туфли и носиться в них, наслаждаться свободой и всеми прелестями летних каникул. Да я, чёрт возьми, и сам бы так хотел, если б не надо было зарабатывать на жизнь.

– Французский? А почему французский? – выдавил я из себя, стараясь не показывать отчаяния.

– Мы переезжаем в Европу в следующем году, – ответила Марта. Я сглотнул странный холодный комок, который всплыл у меня в горле.

– Почему все едут во Францию? – сорвалось у меня с языка. Было понятно, что мой вопрос совершенно идиотский, но сдержаться мне не удалось.

– Да фиг знает, во Франции клёво.

Конечно, во Франции клёво. Франция – по всей видимости – лучше любой воображаемой страны. Поэтому все и уезжают туда. От меня.

– А что твой парень? Ты всё время про него рассказывала, мне показалось, что он для тебя важен. Сильно расстроился, наверно.

– Пока ему не сказала, – безразлично ответила Марта. – Ну, тут останется. Мистер Миллман, а вы знаете Языковую школу «Гринвич»? Она хорошая?

Меня даже удивило, как Марта лишь мельком упомянула своего парня, как будто он предмет какой-то, максимум – гном садовый, и беспечно переключилась на другую тему, которая волновала её куда больше. Похоже, в эту школу родители и записали Марту изучать французский. А может, и нет. Я обоснованно решил, что это не моё дело.

– Не имею понятия, – честно ответил я. Мне и правда не приходилось слышать ни о какой школе «Гринвич».

– Окей. – Она неловко потёрла плечи. – Тогда удачи вашим остальным ученикам.

«Да нет у меня никаких других учеников!» – заорал я у себя в голове. Но в этом не было Мартиной вины, поэтому я предпринял ещё одну попытку проявить поддержку и внимание. Я сказал, что мне приятно было работать с Мартой и что я желаю ей всего наилучшего. Это была чистейшая правда.

Выходя, я закрыл дверь так бережно, как только мог. Снаружи дом Мартинсов выглядел, как огромная стеклянная клетка. Моё отражение в холодной поверхности двери смотрелось мрачным, и ему, казалось, совсем не было дела до того, как я пристально разглядываю его в последний раз.

*

Последующие недели слились в знакомое чувство, что ничего не двигается с места. Мой электронный почтовый ящик наконец-то благословило прибытие парочки заказов на переводы, так что время дня я проводил, занимаясь ими, а вечера оставлял на долгие прогулки. Погода балансировала на грани между терпимой и ужасной, и временами мне вообще не хотелось выходить на улицу, но это был единственный способ поправить здоровье моей затёкшей спины и уставших глаз после долгих часов сидения перед экраном. Я послушно выпинывал себя из дома и позволял поезду своих мыслей отправляться в случайно выбранных направлениях, глядя, как его красные огоньки растворяются в вечерней мороси.

Одного направления я всячески избегал, но мысли непременно возвращались туда. Надо было понять, что мне делать дальше. И загадка крылась не в плате за квартиру, которую я так до сих пор и не внёс, и не в том, где взять еды, или на что там мне были нужны деньги. Дело было совершенно точно не в этом.

В один из таких вечеров я следовал обычным маршрутом, который включал в себя несколько моих излюбленных мест для думания, ранжированных по пешей доступности и общей убогости района. Я только успел пройти мимо заброшенного парка, как меня осенило: у меня жалкая жизнь не потому, что я сижу без денег. Жалкая жизнь у меня потому, что я не могу себя полезно приложить к чему-нибудь. И мне не просто хотелось быть полезным – это было мне жизненно необходимо.

Вскоре у меня зазвонил мобильник. Я остановился рядом с детской площадкой, где никто меня не слышит.

– Pronto?1 – сказал я в трубку. Это была моя фирменная реакция, призванная отпугнуть любого, кто звонит с недоброй целью.

– Могу ли я поговорить с мистером Миллманом?

Я не узнал ни номера, ни голоса на том конце, но у меня всегда была надежда, что звонящий предложит работу. После краткой паузы было решено признаться, что это я.

– Слушаю. Чем могу помочь?

– Это Белла Мёрфи из старшей школы Ленсон. Мне дала ваш номер миссис Мартинс, вы занимались с её дочкой Мартой. Она сказала, что вы преподаёте итальянский.

Я признался и в этом тоже.

– Вам было бы интересно преподавать учащимся старших классов?

Когда я повесил трубку, ещё некоторое время до меня доходила суть разговора. Как и всегда, когда мне требовалось поразмыслить о чём-то без отвлечений, я пошёл слоняться вокруг железнодорожного вокзала. Водоворот мыслей у меня в голове бурлил так неистово, что, даже обойдя вокзал несколько раз, я так и не мог решить, стоит ли соглашаться на эту работу. Если меня возьмут, то я потеряю немалую часть своей свободы; только подумать, что мне придётся соблюдать расписание, а может, и вставать рано утром, чтобы приехать в школу Ленсон! Не то чтобы мне так нужна была эта свобода, но я к ней привык. А если я не устроюсь туда, то моя жизнь останется таким же бесцветным болотцем, как в последние десять лет. Я не был уверен, что хочу так. И мне было совершенно не понятно, что дальше делать.

А потом…

Нет, мне нельзя рассказывать об этом.

– Ещё что-нибудь? – спросил Бенни.

– Нет, спасибо, мне хватит. Пора идти.

– Это уже завтра? Твой первый день там?

– Ага.

И правда завтра. Я и не ожидал, что целый месяц пролетит так быстро.

Всего тридцать дней назад я стоял в кабинете в старшей школе Ленсон, разрываясь между стереотипом, что нужно смотреть в глаза своему собеседнику, и первобытным инстинктом, который велел мне ни в коем случае этого не делать. Она не предложила мне присесть; уже сам этот факт не обещал особо приятного разговора, и мой рефлекс «бей или беги» мог вот-вот сработать. Я заметил, что она тоже разговаривает стоя: высокая, представительная, похожая на разрастающуюся тень. На столе перед ней стояла жёлтая сумка, глянцевая, как пластик – от её вида меня аж перекосило. Надеюсь, лицо не слишком выдало меня.

– Я Белла Мёрфи, мы разговаривали с вами по телефону, – сказала она. – Полагаю, моё имя очень легко запомнить. Это же «красавица» на итальянском?

Мне трудно было сказать, к чему это она – просто к тому, что я пришёл преподавать итальянский и это было всё, что ей про меня известно, или это такая шутка, не похожая на шутку. Может, кому-то завуч Мёрфи и правда казалась красавицей – в конце концов, в каждом человеке своя красота, – но её заявление было настолько не к месту, что меня даже передёрнуло. Не помню случая, когда мне вот так, всем сердцем, хотелось не знать, что означают итальянские слова, а то слово, о котором шла речь – и подавно.

– Я отвечаю за школьную программу и буду следить за вашей работой, – наконец дошла до сути Мёрфи.

Я решил пойти безопасной дорожкой и ответил общими словами, как мне приятно встретиться с госпожой Мёрфи лично. Так я чувствовал себя безопаснее перед надвигающейся лавиной вопросов, которые вызывали у меня ужас, хоть я и понимал, что от них не убежать.

– Так, и что мне нужно знать? – спросил я, добровольно вызывая на себя все возможные беды.

– Это мне нужно много что узнать. – В её тёмных глазах сверкнула искорка обвинения. – У вас в письме говорится, что ваш опыт работы в старшем школьном звене несущественен.

Ну всё. Моя карьера сейчас закончится, даже не начавшись.

– Точнее, у вас его вообще нет!

Это было верное наблюдение, и всё же оно сразило меня, как удар кулаком в грудь. Всё правда: я никогда до этого не преподавал в старшей школе, и вообще ни в какой школе не работал, и что с того? Всем надо с чего-то начинать. Я помнил учителей, у которых были и квалификация, и опыт – как оказалось, опыт только в сфере педагогической бездарности, несмотря на все их дипломы и годы практики, которые украшали их резюме.

– Неужто вы ставите опыт выше знаний? – Я принял защитную позицию, хоть и сознавал, что мудрее всего было просто согласиться с Мёрфи.

– Вы грубо себя ведёте, мистер Миллман, – ответила она, глазом не моргнув.

Вот с этим я согласиться не мог. Пусть я и провалил экзамен на дипломатию и этикет, грубым я точно не был.

– Конечно, мы ценим знания, – уже спокойнее сказала она. – Но опыт важен.

С этим трудно было поспорить. Пришло время переводить разговор в более оптимистическое русло, пока не стало слишком поздно.

– Я буду стараться, – сказал я, но не был уверен, что вышло достаточно ободряюще, и ещё добавил: – Можете на меня положиться.